И знаете, мы как-то не особо и сожалели, что самураи капитулировать отказались. Хотелось конечно, чтобы скорее войне конец, и домой. Но так уже было вбито в нас про "героев Порт — Артура", что войти туда без боя… ну вот представьте, вы бы к экзамену долго готовились, даже не для аттестата, а лично себе показать, что способен и достоин — и вдруг вам документ кидают просто так, даже не спрашивая? Отказываться, может быть, и я бы не стал — но вот на душе было бы что-то не то! Ну и в войне этой мы разогнались уже, как товарный состав, сложно остановиться, привыкнуть что нет обстрелов и бомбежек, для нас это уже как норма было тогда. Японцы сдаваться отказываются — ну, им же хуже!

1 июля — загремело! Наш маршал сказал, что при двухстах орудиях на километр фронта, о противнике не спрашивают и не докладывают, а лишь сообщают, до какого рубежа наступающие войска дойти успели. Сколько у нас тогда стволов было, я не считал — но на вид и на слух, не меньше, чем на Одере. А по тому, до чего не дотягивалась артиллерия, работали штурмовики — да и наши самоходки, "тюльпаны" и "катюши" вполне справлялись с задачей, сопровождать наступление не только огнем, но и "колесами". Японцы же, я считаю, поступали тактически безграмотно, все время подбрасывая резервы на первую линию обороны, что позволяло нам перемалывать эти войска, при малых своих потерях. А впрочем, что еще оставалось самураям, если не было у них сильного мобильного кулака, танковых частей, чтобы пытаться вести с нами маневренное сражение после прорыва линии своей обороны? Тогда как у нас, 59й корпус Первой Краснознаменной армии был поддержан тремя танковыми бригадами полного состава, все на Т-54, нашей тяжелой самоходной бригадой, и еще четырьмя самоходными полками, да и "бронегрызы" имели в составе саперные и огнеметные танки, очень эффективные против дотов.

3 июля был полностью очищен Дальний. Первая Краснознаменная выходила на высоты вокруг Порт — Артура, японцы пытались обороняться примерно по тому рубежу, который сорок один год назад защищали наши деды, нас это лишь обозлило! Утром 4 июля по горе Высокой работала авиация Дальнего Действия, бомбардировщики налетали волна за волной — а затем, после удара гвардейских минометов, в атаку поднялась гвардейская пехота, нам было сложнее, там рельеф для техники не слишком удобный. И мы взошли на эти высоты — в 1904, японцы почти год штурмовали эти позиции, обороняемые двадцатью пятью тысячами русских солдат, потеряв своих сто тысяч, сейчас же пятьдесят тысяч самураев не сумели продержаться против нас и четырех дней! Так ведь товарищ Сталин, это не бездарь Николашка, а командующий Первой Краснознаменной генерал армии Белобородов, когда-то красный партизан Гражданской здесь, на Дальнем Востоке, член ВКП(б) с 1926 года, командовавший в сорок первом под Москвой 78й дивизией, ставшей там 91 гвардейской, а в сорок четвертом уже армией, бравшей Кенигсберг — это не какой-то там дурак и предатель Стессель!

4 июля мы вошли в Порт — Артур, добивая еще сопротивлявшихся японцев. Примечательно, что вопреки словам о "самурайской чести", командующий японскими войсками, генерал Сэйти Кита со своим штабом предпочел сдаться нам, а не вспороть себе живот. Так вышло, что я был свидетелем этой сцены — сей бравый самурай сначала заявил, что "подчиняется неодолимой силе", а затем поинтересовался, дозволено ли будет ему и другим старшим офицерам оставить себе личное холодное оружие? И получил ответ, что о том надо было думать раньше, когда вам предлагали организованную капитуляцию — а когда ваша крепость уже взята штурмом, условия другие! Впрочем, если вы намерены совершить харакири, это ваше право, прямо сейчас — или же, все идут в плен на общих основаниях. Где, согласно Женевской Конвенции, вам гарантируется жизнь, кормежка, медицинское обслуживание, и непривлечение к работам для офицеров — но ничего не сказано про сабли. И генерал сдулся, потерял важный вид, и отстегнул свою железку, вместе со всеми.

Строго говоря, самурайские мечи как бы уже не считались оружием, по нашему уставу. По крайней мере, если сдача японцами пистолетов и винтовок, не говоря уже о более серьезном, подлежала строгому учету, то катаны и вакидаси не вносились ни в какие списки. И нередко разбирались на сувениры нашими офицерами (теми, кто успел прочесть про легендарные японские клинки трехсотлетней давности), узнавшими, что в японской армии вполне приветствовалось, когда истинный самурай отправлялся на войну с древним фамильным мечом вместо уставного "новодела". Именно в нашей Первой Краснознаменной (а не у моряков) возникла традиция (еще до окончания войны) награждать не просто орденами, а наградным оружием (орден на эфесе), причем использовались трофейные японские мечи. Получил и я Красную Звезду на коротком клинке вакидаси, и полковничьи погоны. А вот из армии демобилизоваться — не получилось!

Помню еще сохранившееся русское кладбище в Порт — Артуре — солдат и офицеров, погибших еще тогда. И сторожа при нем, сказавшего нам, что был когда-то полковником еще той, царской армии. Он провел нас по кладбищу, указывая на могилы и рассказывая, кто это, и как погиб. Да, прав был товарищ Сталин, сказав еще год назад — власть была царская, несправедливая, но солдаты честно сражались и умирали за Россию, и это заслуживает уважения!

И после на воротах кладбища появилась надпись, тем же почерком, что я видел на подбитом японском танке у Гирина.

Деды, спите спокойно. Мы за вас отомстили — теперь сполна!

Над Хиросимой. З0 июня 1945.

Когда над обреченным городом появляется армада из сотен В-29, меркнет солнце, а бомбы падают как дождь.

Кто сказал эту фразу, вошедшую после не в одну книгу о второй мировой войне? Лишь японец мог бы выразиться о таком поэтически — потому что солнце не светит ночью. Но японец сочинил бы хокку, как некие самураи, четыреста лет назад заживо сгоравшие в замке, осажденном врагами. Однако даже в те жестокие времена, когда самурай запросто мог проверить остроту своего меча на первом встреченном простолюдине — война касалась лишь самурайского сословия, а не всех поголовно. И твоя жизнь или смерть зависела от твоего воинского умения. А сейчас — бомбам было все равно.

Эскадрильи В-29 ложились на боевой курс. Тремя эшелонами, четко выдерживая строй и дистанцию. Тактика, обеспечивающая наилучшее поражение цели, была достаточно отработана — но ведь нет предела совершенству? И кто знает, чья земля будет под крылом бомбардировщиков завтра, что потребуют государственные интересы США? Война должна быть делом чистым и гуманным — естественно, для американцев! — никакой мясорубки в грязных окопах, лишь безотказно отлаженная и эффективная машина по доставке бомб на головы врагов. В идеале — чтобы объявление войны совпадало с капитуляцией врага: когда над городами страны, позволившей недружественные действия, или просто вызвавшей наше неудовольствие, появляются тысячи "сверхкрепостей", и нокаутированному противнику остается лишь подписать условия сдачи. А еще лучше, чтобы и до этого не доходило, мы же гуманные люди — вполне удовлетворимся, если вы, лишь увидев эту нашу угрозу, сами поспешите уступить и отдать все, что нам надо, окей? И мы снова будем с вами дружить и торговать.