Сферы ударили свои цели, сбивая их с ног, и взорвались адским красным пламенем, поглотившем всё святилище. Взрывы накладывались один на другой, повышая температуру еще больше. Солдаты, жрецы и маги сгорели в пожарище. Их крики длились лишь мгновение.

Как Востим и задумал, когда создавал заклинание, взрывы не задели то место, где он парил. Облака пламени кружились вокруг него, но оставляли нетронутым внутри ада. Горящие люди проходили через островок, который он создал, падая и умирая. Черный дым шел от их тел.

Потом всё кончилось.

Востим осмотрел задымленную комнату.

Тела солдатов были так изъедены пламенем, что едва можно было распознать в них людей. Они лежали скрученные на полу перед ним со сгоревшими губами, за которыми располагались почерневшие зубы. Скелеты выглядели не более, чем кучками поджаренных костей. Защитные заклинания вокруг магов и жрецов уберегли их от некоторой части взрывов, но жар был настолько сильным, что превзошел их защиту. Почти все они лежали неподвижно. Только грудь Ольмы поднималась и опускалась, а её дыхание звучало так же тяжело, как у Востима.

Пьедесталы, плитки и фрески, изображавшие Цирика, были выжжены или обращены в бесформенные куски. Храм больше не принадлежал Цирику. Он принадлежал Востиму.

Он подлетел к Ольме, посмотрел вниз на её почерневшее лицо, обгоревшую спутанную массу волос. Один из глаз жрицы был не более, чем выгоревшей дырой, но другой смотрел из обгоревшей глазницы. Он сосредоточился на Востиме, увидев его.

— Что ты? — прошептала жрица. — Зачем ты это сделал?

Востим нахмурился. Люди, встречавшиеся чаще всего на его пути, всегда хотели знать, почему вещи случаются.

Он ответил, — Нет причины, которую ты могла бы понять. И я тот, кто я есть.

Губы жрицы искривились в усмешке.

— Я умираю с похвалой Темному Солнцу на губах.

— Моя благодарность ему за предоставление того, что мне нужно, — ответил Востим.

Он рассеял иллюзию вокруг сферы пустоты и призвал её к себе. Глаз Ольмы дернулся, когда она увидела её.

Востим позволил сфере коснуться её. Зеленое свечение вспыхнуло вокруг неё и женщина обратилась в пыль. Она ушла из жизни не с похвалой на устах, а со страхом в глазах.

Востим проплыл назад через храм и заставил сферу коснуться каждого трупа, щадя лишь их магические вещи. Он собрал магические принадлежности защитников башни и сложил их в одной из спален. Он не знал, что будет с ними делать, но уничтожать их было бесполезной растратой.

Через короткое время не осталось ничего, что напоминало бы о предыдущих владельцах храма, кроме пыли. Здесь не будет тел для Блеквилла, которые можно будет воскресить и расспросить. На самом деле, здесь вообще не будет храма.

ГЛАВА 10

Предчувствие

Интенсивность видений и ощущений, исходящих от Источника, уменьшилась. От раздражения щупальца Ссессимифа дёрнулись. Руины, служившие ему жилищем, вздрогнули. Послышался грохот камней. Развалины над его головой содрогнулись. Отдых его прислужников прервала волна ужаса.

Ссессимиф почувствовал, что Источник очнулся после долгого сна. Что–то на поверхности притягивало его взор. И он пытался сбросить своё оцепенение.

Ссессимиф, перехватив чувства Источника, послал своё сознание на поверхность. Проекция не позволяла ему хорошо видеть и слышать, но она дала ему возможность оценивать происходящее.

Он почувствовал спокойствие моря и, на расстоянии, судно. Некоторые из тех, кто был на борту, обладали восприимчивостью к эманациям Источника, хотя пока и не почувствовали его. А сам Источник, судя по всему, даже во сне ощущал их восприимчивость. Присутствие других существ с ментальными способностями вырвало его из сна, заставив переключить своё внимание с Ссессимифа.

Гнев Ссессимифа нарастал, превращаясь в ярость, злобу на того, кто мог претендовать на блаженство, даруемое Источником. Его Источником. И только его.

Он попытался погрузить Источник обратно в сон — не удалось — затем приложил массу усилий в попытке обратить всё его внимание только на себя. Источник не поддался. Ссессимиф всё ещё купался в его видениях и грёзах, к которым он так давно пристрастился, но что–то изменилось. Сейчас он был лишь наблюдателем, хотя испытывал непреодолимую потребность быть участником.