Кажется, что зверство эсэсовцев в особенности было сосредоточено на беременных женщинах и маленьких детях, что дает еще большее подкрепление околородовому предположению. Самым сильным отрывком из книги Теренса де Прэ «Выживший» является, несомненно, описание вагонетки, полной детей, вываливаемых в огонь, за которым следует картина, в которой беременных женщин избивают прикладами и прутами, раздирают собаками, волочат за волосы, пинают в живот, а потом бросают в крематорий, пока они еще живы (des Pres, 1976).

Околородовая природа иррациональных влечений, проявляющаяся в лагерях, также очевидна в копрофильном поведении надзирателей. Бросать миски для еды в отхожие места и заставлять заключенных доставать их обратно, принуждать узников мочиться в рот друг другу – занятия, которые помимо своего скотства несли в себе опасность эпидемий. Будь концлагеря просто учреждениями, обеспечивающими изоляцию политических врагов и дешевый рабский труд, поддержание правил гигиены было бы первейшей заботой организаторов, как это бывает в случае любого сооружения, вмещающего большое число людей. Однако только в Бухенвальде за один месяц вследствие подобных извращенных обыкновений 27 узников утонули в фекалиях.

Сила, глубина и убедительная естественность всех переживаний общественного насилия, связывающихся с событием рождения, наводят на мысль, что они не придумываются каким-то частным образом на основе таких источников, как приключенческие книги, кино или телепередачи, но берут свое начало в общественном бессознательном. Когда наше самопостижение в переживании доходит до памяти о травме рождения, мы вступаем в связь с огромным запасом болезненных воспоминаний рода человеческого и получаем доступ к переживаниям других людей, которые когда-то были в подобных тяжких обстоятельствах. Нетрудно представить себе, что околородовой уровень нашего бессознательного, который столь сокровенным образом «знает» историю людского насилия, на самом деле отчасти ответствен за войны, революции и другие похожие на них жестокие дела.

Сама сила и качество околородовых переживаний делают изображения различных злодеяний человеческой истории удивительно правдивыми. Кристофер Баше, после того как тщательно исследовал различные стороны этого явления, сделал одно интересное заключение. Он пришел к мысли, что воспоминания насилия, совершаемого в истории человечества на протяжении веков, заражают общественное бессознательное тем же самым путем, каким травма нашего младенчества или детства загрязняет наше личное бессознательное. Согласно Баше, вполне может быть, что, когда мы начинаем переживать эти воспоминания общественного свойства, наше внутреннее продвижение выходит за рамки личной терапии, и мы начинаем соучаствовать в исцелении поля видового сознания (Bache, 1999).

Роль травмы рождения как источника насилия и склонностей к саморазрушению была подтверждена клиническими исследованиями. Например, по всей видимости, существует важная зависимость между трудным рождением и преступностью (Litt, 1974; Kandel and Mednick, 1991; Raine, Brennan and Mednick, 1995). Таким же образом враждебность, направленная вовнутрь, а в особенности склонность к самоубийству, вероятно, психогенетически связана с трудным рождением (Appelby, 1998). Скандинавский исследователь Бертиль Якобсен обнаружил строгое соотношение между этим видом саморазрушительного поведения и ходом рождения. Самоубийства, связанные с удушением, соотносились с удушьем при рождении, насильственные самоубийства – с механической травмой рождения, наркомания, ведущая к самоубийству, – с опиатами или барбитуратами, назначавшимися при родах (Jacobsen et al, 1987).

Обстоятельства рождения играют важную роль в создании предрасположенности к насилию и саморазрушительным наклонностям или, наоборот, к нежному и любящему поведению и к здоровым межличностным взаимоотношениям. Французский акушер Мишель Оден показал, каким образом в подобном запечатлевании участвуют гормоны, задействованные в ходе рождения, вскармливания и материнской заботы. Так, катехоламины (адреналин и норадреналин) играли важную роль в эволюции как пособники инстинкта нападения и защиты матери в то время, когда рождение происходило в незащищенном естественном окружении. Окситоцин, пролактин и эндорфины, как известно, вызывали материнское поведение у животных и способствовали развитию зависимости и привязанности. Но обстановка занятости, шума и суматохи во многих родильных домах вызывает тревогу и, безо всякой необходимости включая адреналиновую систему, запечатлевает картину мира, который грозит опасностью и требует враждебных ответных действий. Это служит препятствием для выделения гормонов, которые служат пособниками благоприятного межличностного запечатления. Именно поэтому так важно обеспечить спокойное, безопасное рождение в обстановке своего дома (Odent, 1995).

Приведенные выше данные показывают, что мировоззренческая основа, ограниченная послеродовой биографией и фрейдовским бессознательным, не дает настоящего объяснения крайних видов человеческой враждебности ни на частном, ни на общественном уровне. Однако, по всей видимости, корни человеческого насилия идут намного глубже, нежели околородовой уровень психики. Исследования сознания открыли значимые дополнительные источники враждебности в трансперсональной области, такие как архетипические прообразы демонов и свирепых божеств, сложные разрушительные мифологические темы и воспоминания об эмоциональных обидах и физических мучениях из прошлых жизней.

К.Г. Юнг полагал, что архетипы общественного бессознательного оказывают мощное воздействие не только на поведение людей, но также и на события человеческой истории. С его точки зрения, целые нации или культурные объединения могут разыгрывать в своем поведении значимые мифологические темы. И в десятилетие, предшествующее началу Второй мировой войны, в снах своих пациентов из Германии Юнг находил многие составляющие нордического мифа о Рагнарёке, или «сумерках богов». На основе подобных наблюдений он сделал вывод, что этот архетип возникает в общественной психике немецкого народа и что это приведет к большой катастрофе, которая в конечном счете обернется самоуничтожением. Джеймс Хиллман в своей блестящей книге «Ужасная любовь к войне» собрал убедительные свидетельства, что война представляет собой грозную архетипическую силу, которая обладает непреоборимой властью над людьми и государствами (Hillman, 1994).