В ее доме было приятно жить, вкусно есть, комфортно спать. В общем, Алена Фомина небезосновательно полагала себя идеальной женой и роскошной женщиной. Она любила сына, но в последнее время не очень хорошо с ним справлялась, перелагая все сложные вопросы воспитания на мужнины плечи. Вместе с тем она могла безапелляционно судить всех на свете, смеялась громко, никогда не стеснялась в выражениях и считала себя светской дамой. К образованию относилась пренебрежительно, как к досадной необходимости. Своего мужа ценила, отчетливо сознавая, что только благодаря его деловым качествам она могла вести стабильно безбедный образ жизни.

Имелся, правда, еще один недостаток в ее внешности. У Алены был рыскающий, оценивающий взгляд. Он лишал ее элегантности, портил лицо. Он совершенно не гармонировал с миром, в котором она жила: с прекрасным городом, с домом, полным чудесных и дорогих вещей. Ее зеленые, в мелкую крапинку, глаза шныряли по окружающим людям, как по магазинным полкам, и на каждого человека, как на предмет, она навешивала взглядом свой ценник. В этом надо отдать Алене должное – оценивая и людей, и вещи, она вела себя как опытный товаровед. Она не нуждалась в том, чтобы понимать людей – ей достаточно было их использовать: врачей, учителей, массажисток, косметичек, работниц по дому и продавщиц. Подруг у Алены не было. К родителям она относилась весьма снисходительно – они еще со школьных времен здорово поднадоели ей со своими нравоучениями.

Судьбой Алена была довольна вполне, но крошечная капля яда иногда разливалась горечью в ее душе. Дело в том, что Алена Фомина знала о существовании Наташи Нечаевой. И вообще-то открыто ее презирала. В представлении Алены Наташа Нечаева являлась типичной костлявой ученой крысой с проблематичной женской судьбой, с попытками заменить личное счастье научной карьерой. Больше всего Алену волновала Наташина внешность. Она попробовала навести справки. «Худа, темноволоса, резка», – такую характеристику дала Наташе мать Алексея. «Значит, ни кожи, ни рожи», – обрадовалась Алена. Но, несмотря на нелестный отзыв, беспокойство в ее душе не исчезло.

Несколько лет назад она случайно услышала, как ее муж говорит с кем-то по телефону. Разговор шел о пустяках, но такого голоса у Алексея она не слышала давно, пожалуй, с самого начала их бурного романа. В том телефонном разговоре голос у него был заинтересованный, нежный, ласкающий. Она тогда как ошпаренная выскочила из кухни и, не сдержавшись, крикнула:

– С кем это ты разболтался?

Она отдала всю свою жизнь этому провинциалу! Кем бы он был, если бы не женился на ней? Обычным преподавателем безвестного вуза. Так и сидел бы в глуши всю жизнь. Самим своим существованием она разрешила массу его проблем! К тому же она была верной женой, матерью его сына! Алена обустроила дом, одевалась, причесывалась – все для него! И вдруг эта ласка в голосе для другой?

Алексей тогда быстро прервал разговор, и она не захотела медлить с расспросами:

– Кто это был?

Ничего криминального не было в том разговоре, но все-таки в голосе мужа сквозило неудовольствие, пока он рассказывал, что звонила его старая знакомая по институтским годам Наталья Нечаева. Она позвонила просто так, узнать, как его дела, как жизнь. Он даже хотел пригласить ее домой, но не успел из-за поднятого Аленой крика.

– И незачем было так волноваться, – с неудовольствием заключил он, однако напряженные твердые нотки в его голосе не понравились Алене.

С тех пор она накрепко запомнила это имя – Наталья Нечаева. Звонки больше не повторялись, но забыть тот, единственный, она не могла. Еще не однажды Алена делала попытки вернуться к разговору об этой женщине, но каждый раз на ее мужа нападали зевота и усталость, и ей не удавалось узнать ничего. Мать Алексея тоже была осторожна и лишнего не болтала. И Алена поняла, что у мужа существует какая-то часть прошлого, отгороженная от нее невидимым, но прочным барьером. Это открытие оказалось весьма неприятно. С этого времени Алена Фомина заочно возненавидела Наташу Нечаеву. И вот сегодня раздался новый звонок.

Алексей спешил, но зачем-то стал бриться. В щелку Алена успела подглядеть, с каким неудовольствием он рассматривает в зеркало свое лицо.

– Лысину не забудь побрызгать одеколоном! – ядовито сказала она и заметила бешенство, мелькнувшее в его глазах.

Он надел новые брюки и джемпер.

– Я поеду с тобой! – не выдержала Алена.

– Это будет смешно. – Алексей старался казаться равнодушным, но грозовым облаком в квартире сгущалось напряжение.

– Хорошо, если хочешь, поедем! – Скрепя сердце он опередил ее негодование. – Я сейчас схожу за тросом и машиной в гараж, а ты выходи к подъезду! – Он бросил на постель скомканные носки и достал из коробки новые.

Ее это взбесило. Зачем ему новые носки?

– Не смей бросать на кровать свои вещи!

– Извини! – Он взял носки и унес их в ванную. По этой напряженной вежливости Алена поняла, что никакая сила не сможет сейчас удержать его дома. Вспышка гнева ударила ей в голову. Неудержимая, неукротимая ревность заволокла разум.

– Боже, какая спешка! Я, оказывается, должна торчать у подъезда, чтобы не потерять ни секунды! Ничего не случится, подождет твоя б…! Зайдешь за мной в квартиру как миленький! – Она увидела, как от ярости у него посветлели глаза. Но он еще раз сдержался.