— Игорь! Корсаков! Это я, Славич, — раздался за дверью негромкий шепот.

Корсаков поморщился. Не ко времени Виталик решил к нему заглянуть. Славич был одним из типичных представителей арбатского дна; пропойца, каких мало, он ночевал где придется, летом — под открытым небом, причем был настолько неприятен в общении, что даже бомжи его шугались. Раньше он торговал на Арбате гжелью и глиняными свистульками, пытался прибиться к компании художников — бегал за водкой по первому требованию, всегда был готов рассмеяться своим жиденьким тенорком на любую, даже самую неудачную шутку. Относились к нему с брезгливой жалостью и только из жалости не гнали из компании.

Год назад Славич исчез на несколько месяцев и, появившись, поразил всех своим изменившимся видом. Он теперь ходил в широкой, подпоясанной кушаком рубахе, длинные волосы подвязывал ремешком и активно проповедовал славянское язычество. Торговал он теперь исключительно изделиями народного промысла — поделками из бересты, лыка и дикого вида деревянных скульптурок. Пить он перестал вовсе, а при первой же драке, завязавшейся с пьяной шпаной, применил пару приемов из славяно-горицкой борьбы и оказался на удивление жилистым и крепким. Относились к Славичу по-прежнему с прохладцей, тем более, что теперь вместо водки, он сдвинулся на почве единения всех славян перед засильем Запада, жидов и кавказских иноверцев.

— Чего тебе? — спросил Корсаков из-за двери.

— Разговор есть, — коротко и весомо сказал Славич. Получилось у него не очень уверенно, потому как писклявый голос не соответствовал тону.

Корсаков открыл дверь. У порога, кроме Славича, стояли, освещенные со спины, двое парней в таких же, как у него широких рубахах и кожаных ремешках на голове.

— А где этот… что тут стоял? — Корсаков выглянул, осмотрел переулок.

— Там, во дворе лежит, отдыхает, — осклабившись, сказал Славич. — Ну что, пустишь?

— Я звонка жду, — неуверенно сказал Корсаков.

— А мы мешать не будем. Посидим тихонько, поговорим.

— Ладно, заходите, — Игорь распахнул пошире дверь, пропуская незваных гостей.

Парни затопали вверх по лестнице, Славич остался с Корсаковым, подождал, пока тот запрет двери. Игорю даже показалось, что незваный гость остался присмотреть за ним.

Наверху Славич уселся на стул, Корсаков опустился в кресло, парни, обойдя холл и заглянув в спальню, встали возле лестницы.

— Так о чем ты поговорить хотел? — спросил Корсаков.

— Поговорить-то?… Найдем тему, Игорь Алексеич, найдем. Неплохо ты устроился, да, совсем неплохо, — Славич обвел комнату взглядом, деланно всплеснул руками, восхищаясь хрустальной люстрой. — И хозяйка, говорят, у тебя молодая.

— Молодая, — согласился Корсаков.

— Да вот, слышал я, пропала она, — Славич искоса быстро глянул на Игоря.

— А ты не слушай… — начал было Корсаков и осекся.

Славич ухмыльнулся. Парни возле лестницы переглянулись, усмехаясь. Корсаков помолчал, унимая некстати возникшую дрожь в голосе, скрестил руки на груди, откинулся в кресле.

— Кто ж это тебе такое наплел, Виталик? — равнодушно спросил он.

— Слушок пошел, — гаденькая ухмылка опять скривила Славичу рот. — Сам знаешь — на каждый роток не накинешь платок. Народ все знает…

— Не заводи старую песню, Виталик. Про народ будешь на митингах вещать. Откуда узнал, что девушка пропала?

— А браслетик у тебя ничего, — словно не слыша вопроса, проскрипел Славич. — Дорогая вещь, древняя. Где взял?

— Нашел. Не продается, — отрезал Корсаков, краем глаза наблюдая за парнями.

— Догадываюсь. Такие вещи либо дарят, либо снимают с мертвого, — Славич помолчал, надеясь, видимо, что пауза выйдет зловещей.

Корсаков хмыкнул, подался вперед и заговорил, глядя ему в глаза, которые тотчас забегали, как мыши возле замурованной норы.

— Ты мне грозить пришел, Виталик? Ты же шестерка как был, так и остался. Забыл, как за полстакана за водкой бегал, хранитель традиций? Как за кришнаитами барабаны носил за червонец в час? Если дело есть — говори, если нет — выматывайся, пока не помог. Только прежде не забудь сказать, откуда про девушку узнал.

Парни недовольно заворчали, Славич поднял руку, успокаивая их.

— И до этого дойдем, Игорь Алексеич, а пока позволь тебя на наш праздник пригласить. Праздник единения славян, возрождения традиций предков наших, забытых ныне, но не сгинувших под пятой чужого бога.

— В гробу я видал ваши праздники. И не раз, причем. Соберетесь, бывшие хиппи, алкоголики закодированные, толкиенисты из совсем отмороженных и будете играть в славян «а ля Берендеево царство». А в завершение — групповуха вокруг костра. Неинтересно мне, Виталик, возле костра трахаться. Даже не столько возле костра неинтересно, сколько рядом с тобой.