Шрифт:
Наука до Эйнштейна была очень последовательной, очень логической. Эйнштейн — это первый мистик в мире науки. Он ввел понятие научного мистицизма и разрушил все здание старой науки. После Эйнштейна науки, особенно физика, в которой он специализировался, изменились, потому что он принял противоречия. По сути, он сказал: «Когда я начал свою работу, я думал, что жизнь и логика синонимичны, что моя работа должна решать вопросы логически, но, погрузившись в предмет, я осознал, что жизнь не синонимична логике, что в жизни есть противоречия. И именно из-за этих противоречий она прекрасна, из-за этих противоречий в ней есть напряженность, и эта напряженность придает жизни бодрость, дает ей возможность быть динамичной и подвижной».
В конце жизни Эйнштейн сказал: «Теперь я не могу говорить, что жизнь — это вопрос. Называть жизнь вопросом — значит делать логическое утверждение, потому что вопрос означает то, что можно решить логикой, и если не сегодня, то завтра. Рано или поздно логика найдет путь, и вопрос будет разрешен».
За два дня до смерти Эйнштейн сказал: «Для меня жизнь уже не проблема, а тайна».
Различие между тайной и проблемой огромно, оно в качестве. Проблему можно разрешить логически, а тайну нельзя разрешить логически или как-то иначе. Тайну нужно прожить, принять ее, как она есть, ее невозможно разрешить. Жизнь — это тайна. Она таинственна, потому что противоречива. В ней тысячи противоречий, но эти противоречия придают жизни разнообразие и необъятность.
Итак, в начале, когда ум начинает терять свою власть над вами, у вас появляется чувство, будто вы сходите с ума. Но стать безумцем гораздо лучше, чем быть пандитом, профессором, богословом, священником или политиком. Неужели вы не слышали дальний зов кукушки? Как же он прекрасен! Кукушка безумна! Красота песни кукушки не от — мира сего. Она не должна так петь, если обратить внимание на мирскую жизнь, на обычную жизнь. Кукушка поет так, будто она живет в другом мире.
Все мои саньясины должны быть кукушками! Они должны научиться песни Соломона, песни любви, жизни и смеха.
Единственный прекрасный момент в Ветхом Завете — это песня Соломона, а все остальное там обычно. Конечно, иудеи и христиане очень стыдятся песни Соломона, они не хотели бы, чтобы эта песня была в Ветхом Завете. Она не кажется религиозной, ведь она славит жизнь, и она полна силы и огня. Она славит любовь, это чистая поэзия. Но христиане не могут отрицать ее существование, ведь она есть в книге. Они могут или игнорировать ее, или придавать ей какое-то эзотерическое значение, а все это ерунда.
Это очень простая песня, и это не притча, не метафора. Она очень прямая и непосредственная. Она говорит именно то, что имеет в виду, Она все равно как два плюс два четыре.
Вивек, прочти песню Соломона, она поможет твоему внутреннему огню. Это одно из самых важных и самых красивых в мире свидетельств древней мудрости. Даже Бхагавадгита, по сравнению с песней Соломона, не так прекрасна. Песня Соломона посвящена земле, она радуется обычному. А в тот миг, когда вы радуетесь обычному, вы преобразовываете его.
В Ветхом Завете есть два момента: первый — это песня Соломона, а второй — это десять заповедей. Что касается этих десяти заповедях, Вивек, запомни этот анекдот:
Два человека истово ругались из-за чего-то, и вдруг один из них сказал:
— Билл, твоя проблема в том, что ты ни в чем и ни с кем не соглашаешься. Спорю, что ты не признаешь даже десять заповедей.
— Это не так, — не согласился Билл. — Если ты сделаешь в них только одно маленькое изменение, то я соглашусь со всеми ними.
— Это, конечно же, удивительно, — сказал первый спорщик. — А какое маленькое изменение ты хочешь сделать?
— Просто вычеркни перед всеми заповедями частицу «не», — ответил Билл.
Именно в этом заключается песня Соломона: крохотная частица «не» стерта с лица земли.
И ты просишь меня, Вивек: «Ошо, толкни же меня! Пылающая…».
Именно этим я и занимаюсь, никогда не спрашивая ни у кого разрешения! Я никогда не вхожу через парадный ход, потому что никто не позволил бы мне сделать это. Я никогда не стучусь, я никогда не спрашиваю: «Можно мне войти к вам?» Я вхожу как вор, я вхожу через черный ход. И, конечно, мне приходится входить как вору, потому что вы спите, и стук в дверь не поможет. Вы все рационализируете во сне: «Наверно, это ветер, или летит самолет, или же это еще что-то». Вы рационализируете, изменяете смысл, ложитесь под одеяло и снова начинаете грезить сновидениями. Возможно, стук в дверь вызовет в вас какие-то сны, он сделает только это. Вы так крепко спите, что я должен входить к вам через черный ход.
В Индии существует тысяча имен Бога. Целое священное писание посвящено одним только его именам. В этой книге больше ничего не написано: Вишну Сахасранам — одна тысяча имен Бога. Только имена Бога насчитывают тысячу образцов. Самое прекрасное имя Бога, которое я люблю, — это Хари. Данное слово означает высшего вора.
Два дня назад я посвящал в саньясу одну замечательную женщину. Я дал ей имя Харидаси — «сдавшаяся высшему вору». И когда я сказал ей: «Твое сердце украдено», она на мгновение перенеслась в другой мир. Ее рука вдруг легла на сердце, но я сказал: «Его нет там!» И она тотчас же осознала суть. На какое-то время у нее перестало биться сердце, и слезы радости брызнули у нее из глаз. Она не могла выговорить ни слова, у нее перехватило дыхание. Это непременно происходит, когда у вас исчезает сердце!