В глубине комнаты — как там, как в Париже… — стояла широкая низкая кровать… ложе безумных объятий…

Полулежа в широком кресле, Прекрасная фероньерка сквозь полузакрытые веки пристально смотрит на Дурного Жана, а тот стоит перед ней и с яростным восхищением созерцает ее. Несчастный дрожит мелкой дрожью.

Поразивший его недуг разрушил весь организм. Быть может, жить ему осталось несколько дней. Но неодолимая страсть, горящая в его груди, поддерживает его…

— Жан, дорогой мой Жан… — прошептала чаровница.

— Госпожа моя? — отозвался он.

— Расскажи мне, как все было…

Мрачное страдание выразилось на бледном лице несчастного.

— Я же все рассказал вам!

— Ну и что? Быть может, ты позабыл какую-нибудь важную подробность…

— Я ничего не забыл, — мрачно ответил Жан.

— А я хочу! — настойчиво сказала Мадлен. — Разве ты мне не верный слуга?

— Верный до смерти! — выдохнул Дурной Жан.

— Так повинуйся!

— Но я так жестоко страдал от всего этого — к чему теперь возвращаться? Или я не довольно сейчас вытерпел!

— Я тебе говорила, Жан: нынче ночью твои страдания кончатся!

— О, если бы так! — прошептал он сквозь стиснутые зубы.

— Итак, — продолжала Мадлен Феррон, — ты был, говоришь, в лесу?

— Вы приказываете — ну что ж! Да, госпожа моя, я на это осмелился… я сделал то, что вы велели… но клянусь: лучше бы мне тысячу раз умереть, чем еще раз так настрадаться!

— Жан, славный мой!

И она улыбнулась ему с тем непревосходимым кокетством, даром которого обладала. Потрясенный этой улыбкой, бедняга рассказывал дальше:

— Да, я был в лесу… Да, поджидал, когда проедет королевская охота… Да, я видел короля… Да, передал ему ту записку, что вы мне давали…

— И что он сказал? Он ее сразу прочел?

— Да! — ответил Дурной Жан и крепко стиснул кулаки.

Мадлен и вправду томила этого человека чудовищной мукой ревности. Но она этого даже не замечала. Вся поглощена своим замыслом, настороженная, лукавая, ласковая, она вырывала у Дурного Жана слова, обжигавшие ему гортань.

— Прочел, — повторила она. — А как он выглядел? Улыбнулся?

— Да! Улыбнулся!

— Знаю я эту улыбку… — думала вслух Прекрасная фероньерка. — Улыбка владыки, который думает, что все принадлежит ему; улыбка мужчины, который устал от любовных приключений и считает, что оказывает благодеяние женщине, отдавшейся ему… А что он сказал?

— Сказал: «Хорошо, приду».

— Час близок, Жан!

Он содрогнулся.

Она встала, подошла к камину, разожгла огонь, как будто ей было холодно. Жан растерянно смотрел, как она ходит туда-сюда, а она только и делала, что принимала позы, способные свести его с ума…

Потом она открыла ларец на столе и достала оттуда крепкий кинжал.

— Видишь эту игрушку? — спросила она.

Он кивнул.

— Ее подарил мне он… да-да, однажды я увидела этот кинжал у него на поясе, взяла его из прихоти, а он отдал мне насовсем, да еще и сказал с улыбкой: «Быть может, он вам еще пригодится!»

Она тихонько рассмеялась:

— Вот и пригодится теперь!

Она подошла к Дурному Жану, вложила кинжал к нему в руку и серьезно спросила:

— Ты не дрогнешь?

— Нет! — воскликнул он с неисцелимой злобой — самой страшной, той, которую рождает ревность.

— Не забудь: ударишь только, когда я позову! Послушаешь меня?

Он немного замялся и ответил:

— Да, только когда вы позовете…

Но по его заминке Мадлен поняла: если она не позовет, он все равно ударит.

Какова же была тайная мысль Прекрасной Фероньерки? Если бы мы повиновались обыкновенным правилам так называемых романов, то обрисовали бы героя одной краской. Ее смертельная ненависть преследовала бы Франциска I до тех пор, пока бы не утолилась. Но в жизни не все бывает так просто.

Итак, мы вынуждены объявить, что Мадлен Феррон, конечно, ненавидела короля, но еще более того она его любила: сама ее ненависть, в сущности, была ожесточенной любовью.

Не надо делать отсюда вывод, что она готова была отказаться от мести. Она в самом деле хотела убить короля. В самом деле желала видеть, как он умирает той страшной смертью, которую она себе вообразила.

Но на последнем свидании с осужденным на смерть любовником она стремилась испытать предельное наслаждение.

Может быть, она хотела убедиться, что Франциска I в самом деле поразила та ужасная болезнь, тот смертоносный яд.