Селия первая пустилась в откровенность. И Мандаринша внимательно и серьезно слушала, одобряла, советовала, продолжая все время приготовлять свои трубки и прижимать к мундштуку из яшмы свои красивые ловкие губы, никогда не терявшие даром ни одной затяжки.

— Итак, — закончила она, когда Селия рассказала ей все, — итак, вы очень влюблены. И я боюсь, что это пройдет не так скоро. Поэтому вы должны твердо решить превозмочь это и постараться жить как можно приятнее. Скажите же мне: ваш мидшип бросил вас оттого, что он находил вас слишком… слишком примитивной? Да? Вы полагаете, что это именно так?

— Черт возьми! Он называл меня своей «дикаркой с аттестатом зрелости». Вначале это его скорее забавляло, а потом прискучило.

— Так, понимаю. Но при чем здесь «аттестат зрелости»? Неужто вы такая ученая?

— Нет, разумеется. Но… Дело в том, что я… — она колебалась мгновение, — что я была в пансионе.

Мандаринша убрала с лампочки свою трубку и поглядела на своего нового друга поверх пузатого лампового стекла:

— Хорошо! — сказала она, когда Селия опустила глаза под этим пронзительным взглядом, которому странное снадобье сообщало металлический блеск. — Хорошо!.. Но кой черт вы «дикарка» в таком случае? Мне представляется, что совсем напротив. Но это меня не касается. Послушайте, не исключена возможность того, что Пейрас вернется к вам в тот день, когда вы будете цивилизованной женщиной. И вам придется цивилизоваться.

— Вы полагаете?

— И очень скоро. Подумайте: мы никогда не были в пансионе. Нам нужно было узнать целую кучу вещей, которые вы уже знаете, и все же мы в конце концов становимся цивилизованными! И вам это будет много легче, чем нам. Послушайте! Сейчас у нас декабрь месяц. Хотите пари, что в марте, как ни плохо вы будете уметь приспособляться, из нас двоих дикаркой окажусь я?!

От четырех выкуренных трубок опиум проник во все поры и нервы Селии. И Селия, таинственным образом освободившаяся, ставшая легкой и как бы перенесшаяся в то светлое царство, где не существует земное слово «невозможно», не споря согласилась на предложение курильщицы.

— Вот вам программа… — продолжала Мандаринша, чьи быстрые пальцы продолжали проворно делать дело, бегая от трубки из красной глины к серебряному горшку и длинным стальным иглам. — Завтра вы возвратитесь домой и позабудете начисто о существовании Пейраса. Я хочу сказать: вы забудете, что Пейрас существует в Тулоне; вы будете предполагать, что он в отъезде; что он отплыл куда-нибудь, к Тунису или Марокко; и вы будете спокойно ждать возвращения эскадры. Кстати, есть у вас деньги?

— Немного.

— Достаточно?

— Достаточно на некоторое время. Мой прежний друг еще присылает мне деньги из Китая.

— Превосходно! Значит, вы можете и не брать немедленно же нового любовника, если вам это пока неприятно…

— Да! Я предпочла бы не делать этого.

— Правильно. И такое вдовство будет для вас не только более приятным, но вам также удастся скорее забыть его, оттого что вам не придется сравнивать. Кроме того, имея любовника, вам пришлось бы выезжать. А оставаясь одна, вы сможете сидеть дома.

— Зачем?

— Чтобы цивилизоваться!.. Тому, что вам нужно, вы научитесь не в кафе, не в казино и не в баре. Вы будете скромненько сидеть дома. Вы будете читать, вы будете много читать. Вы любите читать?

— Так себе. Я никогда много не читала. Когда я была маленькой, мне запрещали столько книг!..

— Мы будем читать вместе. Кроме того, вы будете угощать чаем ваших друзей, которые будут навещать вас. Я сказала: «ваших друзей»; я не сказала «ваших подруг». Подле вас должно быть как можно меньше женщин, вот первый мой совет. Вы знаете Доре, вы знаете меня — этого вполне достаточно. Наберите друзей-мужчин и собирайте их у себя.

— Но откуда же взять их?

— Где можете. Мне кажется, что вы и так уже знаете кое-кого, если судить по тем людям, с которыми вы пришли сегодня вечером.

— Но у меня никто не бывает.

— Вы сами должны приглашать гостей.

— Как?

Мандаринша рассмеялась и в первый раз положила на циновку разогретую трубку. Она приподнялась на локте:

— Господин Л’Эстисак!.. Вы спите?

Голос герцога зазвучал из полумрака:

— Ни за что не осмелился бы подле вас. Но не называйте меня господином: меня это огорчает.

— Скажем короче — Л’Эстисак. Л’Эстисак, вкратце, наш друг Селия предлагает нам в последний вечер в году, в четверг, тридцать первого декабря, — чай, папиросы и рождественский плум-пудинг, которого ей не удалось поесть сегодня из-за дуэли. В будущий четверг, в десять часов вечера, ведь вы придете, не правда ли? И господин Рабеф тоже? И Сент-Эльм? И я тоже буду, разумеется — ведь наш друг Селия будет настолько любезна, что разрешит мне принести с собой мою походную курильню. Есть?.. За этим четвергом, вероятно, последуют еще другие. Мы устроим шикарный журфикс. Будем читать, болтать…