– Сперва и не замечаешь, что чего-то не хватает. Отсутствие мизинца не столь явно, как, например, среднего пальца.

– Можно и так сказать.

На его губах заиграла нежная улыбка.

Нельзя вечно держаться за руки. Однако стоило Хэдли попытаться высвободиться, как Лоу вцепился в нее, как при первой встрече на железнодорожной станции. На сей раз она не сопротивлялась.

– Я часто переживал, что не смогу снова коснуться женщины без того, чтобы она давила в себе отвращение и старалась вытерпеть мои ласки.

– Полагаю, это зависит от женщины. – Хэдли ответила намеренно практично, но когда Лоу немного склонил голову на бок, поняла, что он нашел в ее словах скрытый смысл. Она против этого не возражала. Ей нравилось его крепкое рукопожатие. В ее голове родилось странное желание ощутить, как Лоу проводит рукой от ее перчатки до голой кожи. Просто в качестве эксперимента, чтобы посмотреть, «выдержит» ли она. От этой идеи сердце нервно затрепетало.

– Ты не считаешь мою кисть гротескной? – спросил он.

– Разве ты не знаешь? Обожаю все гротескное и мрачное.

Лоу прищурил глаз.

– Хэдли Бэкол, ты со мной флиртуешь?

– Совершенно не умею флиртовать, – честно ответила она.

Ближайшая к ним пара передвинулась к другой стороне пруда, а Лоу оттащил Хэдли подальше в тень навеса. Он опустил голову и снова оказался совсем рядом с ней, только на этот раз Хэдли не знала, что пугало ее больше: злой Лоу или Лоу, готовый овладеть ею в темном дворе.

– Так каков вердикт? Теперь ты мне доверяешь?

– Возможно.

– И только?

– Временно, до следующей лжи.

– А может сегодня я больше лгать не буду. Стану образцом добродетели, и ты объявишь меня святым.

– Говорить правду всего один вечер – не значит стать добропорядочным.

– Хм, а ты знаток добродетели?

– Я разбираюсь во многом, но не в этом.

– Рад слышать, – прошептал Лоу с заговорщической улыбкой. – Знаешь, я всегда думал, что порочные люди заслуживают собственную канонизацию. Очень тяжело быть аморальным, требуется мастерство и упорство.

– И некий природный талант.

– Точно. Предпочитаю думать, что родился безнравственным. Так вся вина ложится на дурную кровь.

Хэдли тихонько усмехнулась.

– Fan [4] , – прошептал он по-шведски. – Делай так почаще.

Он медленно поднял здоровую руку, и до Хэдли донесся запах свеженакрахмаленной рубашки. Кончики пальцев дотронулись до лепестков лилии у нее за ухом, вызвав легкие мурашки на коже головы под волосами и на шее. Хэдли почувствовала в своих нервных окончаниях и клетках нечто, распространяющееся, будто лесной пожар.

Удовольствие.

Она едва опознала это ощущение. Напряглась всем телом, сдерживая дрожь. Боже милостивый, они даже по-настоящему не ласкали друг к другу, а она уже тонет. Возможно, хватило и прикосновения, потому что до Хэдли только дошло, что Лоу так и не отпустил ее руку. А может это она сжимала его ладонь. Кто-то держал крепче, возможно, именно она, Хэдли.

Лоу опустил голову, вдохнул аромат и прошептал:

– Как опьяняюще.

Он был так близко. Достаточно, чтобы Хэдли почувствовала легкий запах ванили в его помаде для волос, а Лоу закрыл ее обнаженные руки от прохладного ночного воздуха и задел лацканом пиджака ее соски.

Хэдли затаила дыхание, потонув в новой волне трепетного удовольствия, нахлынувшего на кожу. Он так близко. Ей хотелось прижаться щекой к его щеке и чтобы его рот…

Тут громкий голос ворвался в ее мысли:

– Дамы и господа, ужин подадут через десять минут.

Хэдли в испуге отпустила руку Лоу и огляделась. Слуга у открытой двери зазывал гуляющих гостей в дом.

В замешательстве Хэдли остро почувствовала телом потерю тепла Лоу, а уж потом осознала, что происходит.

– Нам пора… ужинать.

Он кашлянул.

– Да, конечно.

– Я должна помочь отцу с…

С чем? И почему она так плохо соображает?

– С представлениями, – охотно подсказал Лоу.

– Верно.

Представления. Да, вот на чем надо сосредоточиться. Хорошо.

Казалось, прошли годы, пока они с Лоу преодолели небольшое расстояние до зала. Как в тумане Хэдли представила его нескольким членом совета попечителей и еще одному куратору, пока не пришлось искать свои места по карточкам и садиться ужинать. Оливер сидел слева от Хэдли, а Лоу – напротив, рядом с ее отцом. Она виновато уставилась на серебряные приборы и фарфор, будто другие сотрапезники могли догадаться, что только что произошло во дворе.