Из дома с палисадником он ушёл утром, пообещав прийти ещё, хотя наверняка знал, что обещания своего не сдержит.

— Так, — сказал следователь, — значит, вы дважды нарушили требования конспирации. Во-первых, ушли накануне операции на рынок, а во — вторых, исчезли на целую ночь, правда, прикрываете всё это контактом с женщиной.

— Ничего я не прикрываю, — сказал Коловратов, — я действительно был с женщиной. И я сказал об этом Граббе.

— Ну, с Граббе сейчас взятки гладки, — ответил следователь, — он расплатился за излишнюю доверчивость своей жизнью.

— А я тут при чём?

— Вас надо было отстранить от операции, операцию отменить, а Граббе не сделал этого. И мало того, он же попросил Коровина не говорить никому о том, что один из бойцов перед операцией отлучался из расположениягруппы. Но самое главное доказательство вашего предательства я оглашу сейчас…

В Канино приехали через час. И весь этот час Крючков готовил меня к встрече с женой Коловратова. Делал он это как хороший сын, который намеревается показать посторонним свою не совсем психически здоровую мать.

Я не должен был обращать внимания на беспорядок в доме, если таковой будет. Не должен удивляться тому, что на один и тот же вопрос Анастасия Дмитриевна может ответить по-разному и так далее.

Канино было небольшим селом, перерезанным пополам довольно широким ручьём.

Мы крутанулись по главной улице, съехали в переулок и остановились у полуразрушенного домика. Крючков вышел первым и закричал:

— Анастасия Дмитриевна, к вам гости.

Через час мы вышли из дома жены Коловратова. Я был обескуражен. Всё, о чем меня предупреждал Крючков, произошло. Анастасия Дмитриевна путалась в показаниях, не могла пояснить, как она оказалась в Белоруссии. Крючков пришёл к ней на помощь.

— А где фото Григория Ивановича? — спросил он.

Хозяйка тут же достала из комода старую картонную папку и принесла к столу.

Крючков бросился ей помогать. Он долго возился со шпагатными тесёмками. Видя, что их не развязать, хозяйка пошла во вторую комнату и вернулась с охотничьим ножом. Уверенное движение — и клинок разрезает тугой узел. В папке несколько фотографий Коловратова в морской форме, вырезки из газет.

— Это статьи про Гришу, — говорит хозяйка.

— А где письма? — спрашивает Крючков.

— Какие письма?

— Те, что ему писал Богомолов.

— Не знаю, наверное, кто-то украл.

— Кто?

— Завистники.

— А, понятно.

На самом дне папки был свёрток, точнее, что-то завёрнутое в пожелтевшую от времени газету. Ия, и Петрович напряглись, потому что в нём могло содержаться то, что расставляло все точки над «i», или, наоборот, то, что ставило крест на красивой легенде о прототипе Таманцева.

Крючков стал разворачивать газету. В ней была книга Владимира Богомолова «В августе сорок четвертого» — одно из первых изданий. Я стал листать страницы в надежде найти посвящение, которое подписал автор своему прототипу, но не нашёл. Зато увидел множество подчёркиваний, которые когда-то делал Коловратов.

Они все были в главах «Таманцев». Подчёркнуты были в основном ключевые фразы, освещающие биографию Таманцева и основные эпизоды его службы в качестве «чистильщика» и грозы «паршей». И только в одном месте карандашом был выделен большой отрывок текста. Это было описание «дуэли» Таманцева с Павловским.

Ещё сутки провёл Коловратов в КПЗ — не КПЗ, гауптвахте — не гауптвахте. Это было странное сооружение: отдельно стоящий дом, что-то вроде флигеля с решётками на окнах, крепкими дверями и часовым за стенами.

На следующий день его опять повели на допрос к Попатенко.

— Ну-с, — сказал тот, увидев Коловратова, — вот и наступает…

— Что наступает? — спросил Коловратов.

— А вы не догадываетесь?

— Нет.

— Момент истины наступает. Знаете, что это такое?

Коловратов ничего не ответил. Что такое момент истины, он не знал да и не хотел знать. А всё, что было выше его понимания, он не только не принимал близко к сердцу, но и вообще не брал в голову.

— Повторим пройденное, — сказал следователь, — вы утверждаете, что 20 августа ходили на рынок не для встречи со связником.

— Каким связником?

— Армии Крайовой, — ответил следователь.

— Не знаю я такой армии.

Следователь сочувственно покачал головой, а потом вдруг сказал:

— Не знаете и не знаете, они же не представляются?

— Не понял.

— Ну, конечно, не представляются. Да, как звали ту женщину, с которой вы провели целые сутки вне части?

— Я провёл с ней ночь…

— Ах да, всего лишь ночь… Тогда я поставлю последнюю точку в нашем расследовании.

После этих слов Попатенко встал, прошёл к сейфу, демонстративно достал папку, вынул оттуда лист бумаги стал читать: