— Теперь держитесь, мужики! Ща начнутся гонки по пересеченной местности с препятствиями! — и резко вдавил педаль газа.

Славик не знал, что через пять минут после того, как он с пользой пообщался с постовым инспектором Деминым, на пост пришло дополнительное сообщение, в котором все дорожно-патрульные службы информировались о том, что преступники ушли с места преступления на самосвале «КамАЗ». И только тут старшина Демин сообразил, что же его так смущало в этом водителе Бурякове: конечно же его неестественная говорливость и желание предложить тему для разговора. Только теперь он понял, что боец не стал в кузове рыться под брезентом. Ох, черт, — столько служить и такие пенки пускать.

Приняв столь важную информацию, Демин кинулся к патрульному «жигуленку», на ходу сообщив своему напарнику, командиру дежурной бригады, что к чему. Демин все ж таки проследил, как «КамАЗ» свернул направо на проселок.

«КамАЗ» рванулся с места, выбросив из-под колес клубы пыли вперемешку с мелкими камушками. Тяжеленный самосвал довольно быстро набрал приличную скорость. А сзади протяжно выла сирена и мерцали милицейские мигалки. Довольно быстро расстояние между догоняющими и «КамАЗом» сократилось, и в вечерней тишине раздался мощный голос в динамике:

— Водитель «КамАЗа» пятьдесят шесть-двадцать! Немедленно остановитесь! Водитель «КамАЗа» пятьдесят шесть-двадцать! Немедленно прижмитесь вправо и остановитесь!

Славика охватил азарт гонки, и он злорадно, во всю мощь легких, выкрикнул в ответ:

— Замучаешься пыль глотать, морда ментовская! Ты меня догони, если сможешь!

Он орал во все горло, словно помогая мощному движку выполнять тяжелую работу Их звуки слились в дерзком дуэте под открытым небом.

— Водитель «КамАЗа», приказываю вам немедленно остановиться! Иначе буду стрелять! Предупреждаю в последний раз, блин!.. — Это был явно голос старшины Демина, с его неизменным и вездесущим словом «блин».

— Не бери на понт, ментяра! — зашелся криком Славик. — Щас в деревню въеду — там ты меня хрен достанешь!

Он и мысли не допускал, что менты откроют пальбу в населенном пункте. А если и откроют, то ведь танки не только грязи, но и стрельбы не боятся — его «КамАЗу» ментовские «Макаровы» и «калаши» не страшнее детской пукалки — за спиной у него стальной кузов, по крепости сравнимый с танковой броней. Стреляйте, болезные, коли патронов не жалко…

Дорога пошла под уклон, убегая к узкому мостику через овраг. Тяжелый «КамАЗ» на спуске заметно ускорил ход, стрелка спидометра завалилась за 140, обрадовав водителя рекордным показателем. С такой скоростью его самосвал действительно никогда еще не бегал, даже в самые лучшие свои годы.

Однако оба ментовских «жигуленка» бегали намного шустрее. За мостком начинался довольно приличный и крутой подъем. Славик понимал, что на том подъеме его самосвал быстро начнет терять скорость и ему будет очень тяжело тягаться с легкими скоростными милицейскими патрульными машинами. Вот тогда-то менты начнут палить в упор.

В этот миг в голове Славика родился спасительный дерзкий план. Недолго рассуждая, прямо на узком мосту Славик на полном ходу впечатал башмак в педаль тормоза.

От резкого торможения Бурякова бросило на руль. Сзади раздался тупой страшный удар, потом второй, визг, грохот, металлический скрежет, звон битого стекла — тяжеленный «КамАЗ» потащило вперед, и он стал, сжигая колеса по асфальтовому покрытию, двигаться боком, потеряв управление. Но в этот момент Славик снова вжал педаль газа в самый пол. «КамАЗ» послушно выровнял свою траекторию и как ни в чем не бывало пополз в гору.

— Ха! Ха! — восторженно кричал Славик. — Получилось! Я ведь вас, козлы, предупреждал, соблюдай дистанцию!..

Больше «КамАЗ» никто не преследовал. На узеньком мостике одна возле другой дымились разбитые вдребезги две милицейские машины.

25 сентября 20.35

На гигантском плоском телеэкране мельтешили одетые в цветастые полупрозрачные хитоны молодые создания — то ли женоподобные юнцы, то ли пацанистые девчонки, все худые, узкотазые, с завитыми напомаженными кудрями, подведенными глазами и густо затонированными — под «средиземноморский загар» — личиками. Звук был выключен, и глядеть на спазматически дрыгающих ногами и разевающих крупногубые рты гермафродитов без смеха было нельзя.

В комнате находилось двое — и им сейчас явно было не до смеха. На бесполых пляшущих певцов в телевизоре они не обращали никакого внимания, целиком поглощенные своей собственной игрой. Голый мужчина лет сорока с лишним, мускулистый, крепкий, но с уже округлившимся пузцом, лежал на пышнотелой девушке вдвое его моложе и неторопливо покрывал ее развалившиеся по сторонам молочно-белые груди влажными поцелуями. При этом он ритмично двигал тазом взад-вперед, сгибая ноги в коленях и чуть привставая на локтях, и после каждого мощного броска вперед девушка под ним издавала приглушенный стон и шептала: «О, Сережа, еще, еще…» Кровать была застелена черной шелковой простыней. Наволочки на обеих длинных подушках тоже были черные шелковые. На полу у кровати черной шелковой горой громоздились скомканные одеяла.

По всей комнате были разбросаны предметы женской одежды — ярко-красное платье валялось на паркете под окном, кружевной сиреневый бюстгальтер свисал с подлокотника кожаного кресла у низкого журнального столика, и такие же сиреневые трусики-стринги свернулись на самом краю кровати — видно, их сдернули с надлежащей части тела в последний момент. На длинном кожаном диване у того же журнального столика лежали аккуратно сложенные брюки, пиджак, рубашка и галстук.

Мельтешение раскрашенных гермафродитов на безмолвном телеэкране сменилось рекламной сценкой: энергичный молодой человек показывал домохозяйке с озабоченным лицом заляпанную ягодным соком футболку и впихивал ей в руку пластиковую бутыль с отбеливателем.