— Будь благоразумен, — заметил он. — У тебя есть выбор: или ты перестанешь дергаться и орать без причины, или я сломаю тебе руку, и тогда у тебя будет полное право выражать свое неудовольствие. Но заранее должен предупредить — у меня почему-то всегда получаются сложные переломы, часто открытые. Не подумай, что я хочу повлиять на твое решение, — у тебя остается полная свобода выбора.

Малыш послушно уселся на пол, посреди ковра, и положил свои грязные руки на колени.

— Может, нам для верности его лучше связать? — спросил Хоппи.

У Святого было предложение получше: куском провода он обмотал пленнику большие пальцы рук, туго стянув их за спиной.

— Ну вот, — заметил он, отступив на шаг, и посмотрел на незнакомца. — Надежно, как в банке. Веревка нам еще может понадобиться, если соберемся его повесить.

Пленник остался безучастным, маленькая сморщенная физиономия тупо уставилась на ковер. Он был удивительно похож на крысу.

— Ну хорошо, — решил Святой. — Хоппи, не спускай с него глаз, и если он попытается встать, врежь хорошенько по зубам.

Сам Саймон направился к столику — приготовить виски со льдом. В то же время он продолжал непрерывно следить за нищенкой. Та ожила в буквальном смысле слова. Даже под грудой тряпья и лохмотьев теперь в ней можно было узнать тридцатилетнюю женщину, а ее глаза потеряли прежнее тупое выражение.

— Вы и есть так называемый Святой, не так ли? — начала она неуверенно.

— Один ноль в вашу пользу, я-то ведь даже не знаю вашего имени… пока.

— Я узнала вас. Именно поэтому и пошла с вами.

— Что бы вы хотели…

Она кивнула на бокал в его руках. Саймон пересек комнату и подал ей виски. Теперь он уже точно знал, что не ошибся, и других доказательств не требовалось. Руки их соприкоснулись, и Святой почувствовал молодую, упругую и гладкую, как шелк, кожу.

Грим был просто великолепен. Чумазое лицо, венки морщин вокруг глаз и даже восковые подкладки, чтобы изменить форму носа и губ.

И Саймон Темплер, наклонив голову, стал негромко декламировать:

Она хотела перебить, но Саймон Темплер все-таки закончил:

На лице у Хоппи появилась странная гримаса, говорившая о его крайнем изумлении. Тут же раздался звонкий смех молодой женщины.

— Мистер Темплер, мне кажется, я начинаю понимать причины вашей широкой известности. Как вы догадались, что я актриса? Вы просто узнали меня?

Святой налил себе в бокал со льдом «бурбон», протянул Хоппи бутылку и удобно расположился в кресле.

— Просто я догадался, почему вас никогда не было на месте в часы театральных спектаклей. Настоящий нищий такого момента не упустит. Это самое выгодное время, театральная публика подает щедро. В субботу вас тоже не было, генеральная репетиция, надо думать? Но я не узнал вас, вы ошибаетесь.

— Меня зовут Моника Веринг.

У Святого брови от удивления полезли на лоб. Веринг в театральных кругах была, пожалуй, не менее известной, чем он у определенной части нашего общества. Дрю, Бэрримор, Терри, Веринг — эти имена пестрели на афишах многих столиц мира. Уже десяток лет Моника была не только звездой театральных подмостков, но и продолжательницей традиций шекспировского «Глобуса» и греческих амфитеатров. И, более того, признанной красавицей среди звезд ее величины.

— Я не знаю, стоит ли что-нибудь говорить в его присутствии. — Моника кивнула в сторону человека, сидящего на ковре.

— Боитесь нежелательной огласки, если ему удастся улизнуть? — Саймон усмехнулся. — Вам не стоит беспокоиться. С этого момента Малыш будет очень осторожен в высказываниях. Мы можем гарантировать это, Хоппи?

— Ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь проболтался после того как его утопили в озере с булыжником на шее, — задумчиво произнес мистер Юниац.

— Послушайте, — завопил незнакомец, — вы не можете со мной так поступать!

— Почему же? — спросил Святой, и, раздавленный его железной логикой, Малыш умолк.

— Никогда не думала, что может так получиться. Я устроила западню… — начала было Моника.

— Начните с самого начала, — прервал ее Саймон. — Скажем, с вашего предшественника. Что с ним случилось?

— Джон Ирвин? Он ослеп. Раньше он был режиссером, ставил мюзиклы. Многие из нас у него начинали. Джон ослеп лет десять назад. Я всегда старалась ему помочь, когда приходилось бывать в Чикаго. Но не только это. Он узнавал меня даже по шагам и всегда желал успеха. В день премьеры я всегда давала ему сотенную и была в этом не одинока. Многие из нашей труппы хорошо его знали и помогали, чем могли.