Дом у нашего начальника оказался таким же крепким и основательным, как и его хозяин: красные кирпичные стены, многоцветные яркие наличники окон, сверкающая новенькой оцинковкой крыша, двухметровый деревянный забор. Войдя в калитку, мы попали в покрытый свежим асфальтом внутренний дворик, от которого отходила щебёночная тропинка к бревенчатому строению деревенской бани. У входа в нее примостилась дощатая собачья будка. Оттуда, громыхая цепью, выскочил громадный пёс. В нём даже далекий от кинологии человек сразу бы признал восточно-европейскую овчарку. Зверь явно знал себе цену: два коротких взмаха хвостом - приветствие хозяину - и молчаливое изучение гостей - подавать без надобности голос было явно ниже его достоинства.

– Ну что? Вначале моемся, потом ужинаем? Или наоборот?
– спросил Сергей.

Естественно, мы выбрали баню... И не прогадали. Пар был просто потрясающий! Каменка после каждого ковшичка долго шипела голодной гадюкой. Веники со свистом рассекали прокалённый белесоватый воздух. Раз за разом вся троица вылетала в предбанник с твердой уверенностью, что этот заход был последним... Но, остудившись в ледяной ванне и отдохнув, мы снова и снова ныряли в пахнущую мятой и эвкалиптом парную.

Когда закончили, уже смеркалось. Выходили из бани в состоянии, близком к эйфории. Казалось, даже самый слабый порыв ветра может поднять меня в воздух и унести к облакам. Судя по сверкающим шалым глазам и алым пятнам на щеках, Сергей и Миша чувствовали то же самое. К дому брели напрямик мимо будки. Так было ближе. Пёс, приветливо помахивая хвостом, молча, но требовательно, ткнулся лобастой башкой в мою коленку: признал другом хозяина и потребовал ласки. Я поскрёб ногтями бугристый лоб, почесал по очереди сначала за правым, а потом и за левым ухом, потрепал по могучей шее.

– Признал тебя Пальма, - довольно усмехнулся Сергей.

– А почему Пальма?
– удивился я.

Такую экзотическую кличку мне прежде встречать не доводилось.

– Да-а-а...
– махнул рукой Сергей.
– Его первый владелец месяцами из запоя не выходил, где ж ему было кобелька от сучки отличить, а когда пёс ко мне попал, уже привык на Альму откликаться. Вот и пришлось новую кличку изобретать, чтобы на слух от старой не отличалась. Пальма[2] - режиссёр американский. Афиши его фильмов по всему Гамбургу висели, когда мы зашли туда на обратном пути.

Сергей отстегнул ошейник.

– Пусть ночью по участку бегает, а то весь день на привязи просидел. Вас он теперь не тронет, раз своими признал.

Радостный Пальма неторопливо и деловито потрусил по кругу вдоль забора. А мы двинулись к дому. В сенях сбросили кроссовки и прошли на кухню. Сергей начал доставать из холодильника продукты, а Миша вынул из дипломата и сунул в морозилку бутылку "Сибирской". Я "Токайское" охлаждать не стал, сразу на стол выставил обе бутылки. Сергей одобрительно хмыкнул:

– А вот это правильно, водка пусть охладится немного. Начинать лучше с лёгких напитков, а потом идти на повышение градуса. Так и перебрать труднее, и голова утром болеть не будет.

2.

Сергей знал, о чём говорит. Наутро, когда вся троица выскочила умываться во двор, голова у меня действительно не болела. Мы плескались, намыливались и ополаскивались у бочки с прозрачной дождевой водой, не забывая довольно отфыркиваться. Солнце слепило глаза, отражаясь от волнистой поверхности.

– А чего вы в наш отдел подались? Это же скука несусветная!
– голос Сергея сквозь полотенце звучал слегка приглушенно.
– Ведь летом куча экспедиций! В любую часть страны...

– Мне нужно было перепройти часть практики за первый курс; три недели в июле, - ответил я.
– А в оставшееся время успевали только к вам. Зато на следующий год иркутяне пригласили на Байкал...

– И вы согласились?
– Сергей протянул нам два белоснежных вафельных полотенца.

– Шурик всегда готов родных сибирских комаров подкормить, а я ещё не решил пока, - ответил Миша.

Он увлекался математическим моделированием, а потому особой любви к энцифалиткам с накомарниками никогда не испытывал. Я собрался было защитить свой таёжный выбор, но не успел. В колено требовательно ткнулась собачья голова.

– Доброе утро, Пальма!
– я потрепал ладонью обросшую шерстью мускулистую шею и наклонился поближе к могучему черепу.
– Доброе утро, дорогой!

Пёс довольно заурчал, подставляя ласкам прижатое к шее ухо... И вдруг резкий бросок!.. Мгновение назад перед моими глазами был покрытый шерстью затылок, и вот на его месте уже громадная красная пасть, которая неторопливо, будто в режиме замедленной съемки продолжает раскрываться и приближается к лицу. Резко двигаю головой влево, пытаясь убраться подальше от огромных белых зубов. Правая сторона её дёргается вниз, громко хрустит раздираемое клыками ухо. В лицо ударяет покрытая щебнем дорожка. Перекатываюсь налево, подальше от собачьей пасти...

Пульсирующими толчками к уху приходит боль, но она где-то на периферии сознания. Главное - враг, ещё секунду назад казавшийся четвероногим другом. Пёс всего в метре от меня, он готов к следующему броску. Прыжок по кратчайшей траектории... Мои ноги - сжатая пружина, взведённая к подбородку... Удар в самый центр летящего к горлу снаряда... Зверюга квыркается в воздухе, падает на бок... Взлетает в новом прыжке... Мои пятки снова бьют его в грудь, точь-в-точь, как прошлый раз... В глазах пса яростный огонь... Что на него нашло?! Третий рывок по кратчайшей... Удар... Кувырок... Белые лица друзей... Они ничего не понимают... Ещё один прыжок... Но почему опять по прямой, чуть-чуть вбок - и собачьи челюсти сомкнутся на моём горле!?