Шрифт:
"Потому что до конца нашего пути осталось чуть-чуть!
– уже со злобой сказал "бессмертный".
– Потому что мне светит хоть что-то, чем быть просто голосом, застрявшим в твоих мозгах! А вдруг я стану полноценной личностью? И тут вдруг ты начинаешь взбрыкивать! Что тебя...
– "Бессмертный" осёкся.
– Ты встретил сына. Это изменило тебя? Но ведь ты всегда думал о семье как о чужих тебе людях?"
Бродяга промолчал. Но запретил себе даже мысленно думать о том, что он сделает, когда снова начнётся чужая смерть. А пока...
– Ты можешь мне объяснить, что с той женщиной, которую я спас от машины?
"А что с ней?" - угрюмо отозвался "бессмертный".
Внимательно прислушавшись к интонациям его вопроса, бродяга понял, что "бессмертный" не сумеет ответить. Либо опять скажет, что он, возможно, знает, но знание заблокировано...
– ... Алкаш проклятый!..
– медленно выговаривая и со злостью сказали рядом.
Он с трудом поднял веки, болезненно сухие и тяжёлые.
Напротив него стояла глубокая старуха. Наверное, лет под восемьдесят. Длинное, прямоугольное лицо безжалостно источено морщинами. Запавшие большие глаза недовольно вглядываются в него. Седые волосы торчат из-под почти свалившегося на плечи платка. Сама еле стоит, опираясь на палку. На сгибе локтя висит большая кожаная сумка-кошёлка. То ли халат на старухе пёстрый, то ли платье такое свободное... Бродяга не успел решить, да и зачем?.. И чего встала перед ним?
Ответом внезапно ударило по глазам - и сильно. Поплыли-замелькали фрагменты, кадры, будто из каких-то забытых фильмов. Замелькали не один за другим, а словно перемежаемые чёрными лентами плёнки. И всего сильней повторялись кадры: старуха опускает руку, по ней съезжает сумка, старуха лезет в сумку и достаёт...
– Держи, алкаш...
– сказала старуха с непередаваемым презрением и сбросила на его колени пачку кефира, потом последовала буханка хлеба.
– Ходят тут, бродят, христарадники... Будто в войну какую... Лодыри. И кто вас только...
– Она медлительно развернулась и, продолжая бормотать, заковыляла прочь от мусорки - к дому напротив.
Он конвульсивно обнял её щедрое подаяние, словно защищая от дождя, и, обмерев, продолжал бессмысленно смотреть, как она подходит к небольшой лестнице, по которой идёт, вставая на каждую ступень отдельно, отдыхая на ней... Как из кустов выбегает рыжая кошка, чтобы областиться о её ноги, в то же время успевая удрать от них, словно слишком хорошо зная неуклюжесть старухи.
"Как... Как ты это сделал?"
Он досмотрел, как старуха исчезает за кустами сирени, и сглотнул.
– Не знаю.
"Как это не "знаю"?! Ты заранее видел, что она сделает, - и не знаешь, как это увидел?! Что это вообще такое? Почему раньше этого не было?!"
И вот тут он начал трястись от смеха, то и дело всхлипывая от боли в разбитом падением теле. Когда успокоился, попробовал глубоко вздохнуть. Получилось.
– Слышь, "бессмертный"... Иногда человек, которому дали по башке, начинает предвидеть. Я врезался в кирпич. Кажется, получил возможность видеть недалёкое будущее. А может, враки всё это...
– Он застыл взглядом на кустах, потом опустил глаза на хлеб.
– А может...
"Что? Договаривай!"
– Может... Нет. Вряд ли. Она сама подошла ко мне. Пока не подошла - я и не предполагал, что она рядом.
"Ты подумал, что внушил ей - и она подчинилась?"
– Подумал.
Он с кряхтеньем, снова напомнившим старуху, встал, сунул пакет с кефиром в карман куртки, а мягкий хлеб начал разламывать по кусочку, бережно подставляя ладонь под крошки и жадно поедая его, свежий, пахнущий сытостью и счастьем. И побрёл дальше. Обогнув дом, остановился. Здесь, на торце, окон нет. Нескольких шагов хватило, чтобы понять: неплохо бы постоять, а лучше и вообще присесть. Но он прислонился к стене дома, забывшись, дожёвывая кусок хлеба... Снова плеснуло: сын, повзрослевший, вылетает из чужой машины - и глаза у него...
В висок укололо... Перед собственными глазами неожиданно упала тьма, а ней замельтешило, завертело воронкой... Он увидел самого себя, в чёрных вихрях бегущего на помощь (он это знал!) женщине, которая вот-вот умрёт, а та встаёт на колени и вдруг оборачивается к незаметной сначала фигуре рядом - она лежит неподвижно (мужчина?); женские пальцы резко удлиняются, превращаясь в тонкие кривые лезвия, женщина, пригнувшись, будто боясь и в то же время зная, что спаситель заметит, исподтишка смыкает пальцы-лезвия на шее лежащего неизвестного, и бродяга отчаянно кричит, потому что голова сына падает на асфальт, ухом приникая к поверхности дороги, открытая шея темнеет от крови, а длинные волосы пропитываются чернотой, наливаясь влажностью крови...
С коротким стоном он трёт свои глаза и яростно качает головой. Мимо по дороге идут люди, стараясь обойти его подальше, а он не замечает.
"Что опять происходит?" - в страхе спрашивает "бессмертный".
Бродяга долго молчит и смотрит в пустоту. Потом хрипло говорит:
– Пока не пойму, что делаю, больше я ни за кем в прошлое нырять не буду.
"Думаешь, последнее видение и в самом деле связано с твоим сыном?"
– Я... решил. Пройду по всем тем, кого спас. Если пойму, что они не представляют собой опасности, то есть не похожи на ту бабу, которая нам открыла дверь... Тогда вернусь к этому пути.