–  Это было правильное решение! — воскликнул один из эфоров. — Они посмели потребовать от нас, свободных граждан Лакедемона, земли и воды в знак нашей покорности Варвару. Пусть пойдут и возьмут сами — с этими словами мы их бросили в колодец. Это не было убийство, это был наш ответ.

–  Тем не менее, послы умерли, даже если это была только изящная риторика, — сказал с усмешкой Клеомен, — и отвечать за это придётся. Никто безнаказанно не может убивать послов. Я предупреждал вас, что это может обернуться бедствием для нас.

Всю эту тираду Клеомен произнёс вовсе не потому, что сочувствовал несчастным персидским послам или боялся гнева богов, просто он радовался возможности обвинить эфоров в неправедном поступке.

–  Но пришедшие от Дария не были послами, — возразил тот же самый голос. — Они разговаривали с нами не как равные с равными, а так, будто уже овладели нашей страной.

–  Всё так, Леонт. Но закон есть закон, — сказал Гипподам. — Наши жрецы боятся, что это может навлечь на нас кару. Смотрите, сколько несчастий обрушилось на нас в последнее время. История с подкупом пифии, отстранение законного царя Демарата, его бегство в Персию. Каких ещё бед нам ожидать? А если Варвар пожалует сюда? Ионийцы сообщают, что Дарий три года готовится к большой войне против нас и собирается скоро уже выступить.

–  Что ты предлагаешь, Гипподам? Куда ты клонишь? — спросил Клеомен.

–  Мы должны послать к Дарию двух спартанцев, чтобы они своей смертью искупили эту вину.

–  Двух наших доблестных граждан за двух варваров! — вскричал Клеомен. — Это уж слишком!

–  Прекрати, Клеомен, ты прекрасно понимаешь, о чём идёт речь. Мы должны дать возмещение Дарию, чтобы умилостивить богов. Я нисколько не раскаиваюсь, что мы поступили с послами так, как поступили. Дерзость их притязаний была невыносима. Если бы они осмелились прийти сюда снова с такими же требованиями, я бы снова распорядился бросить их в колодец. Но вместе с тем, нам надо очиститься от скверны и умилостивить богов. Вы все знаете: убийство послов — одно из самых худших преступлений и за него наказывается всё государство. Теперь, когда близка война с персами, нам особенно нужно заручиться поддержкой наших богов и позаботиться о том, чтобы мы были чисты перед Варваром.

–  И кого же мы пошлём? — спросил Клеомен.

–  Это может быть только добровольная жертва. Завтра мы объявим об этом деле в народном собрании и выберем желающих.

Все одобрили это решение.

–  Цари Лакедемона, — продолжал Гипподам, — выслушайте решение эфоров. Вы нарушили установления божественные и человеческие, обманом вы сместили законного царя Спарты, надругавшись над нашими обычаями и оскорбив божество. За это вы заслуживаете самого сурового наказания...

Левтихид и Клеомен напряглись.

«Зря я вернулся, — пронеслось в голове у Клеомена. — Неужели эфоры нарушат обещание?»

«Зачем только он вернулся?» — подумал Левтихид.

Он всё это время безучастно молчал, тоскливо глядя в пол.

–  Но ввиду бегства Демарата эфоры даруют вам прощение, с тем чтобы вы публично совершили очистительные жертвы Аполлону и, таким образом, освободили город и себя от скверны.

Оба царя облегчённо вздохнули. Буря пронеслась на этот раз мимо.

Вечером, после захода солнца Леонид пришёл к Клеомену.

–  Братец! — радостно воскликнул царь. — Ну, вот и ты! Рад тебя видеть. Знаешь, я чувствую себя в Спарте после долгого отсутствия как нашаливший ребёнок, вернувшийся к строгой, но милосердной матери. И наши граждане так обрадовались мне, что я невольно умилился. Я думал, они меня проклинают. Ведь я был причиной бегства их любимого Демарата.

–  Так бы оно и было, если бы не Левтихид. Всё самое неприятное досталось ему. Он даже не может спокойно выйти из дому, чтобы кто-нибудь не сказал ему какой-нибудь колкости.

–  Я заметил, что царский венец ему явно не на пользу. Он стал угрюм и скучен.

Клеомен провёл Леонида во внутренние покои. Просторный зал был убран достаточно пышно для жителя Спарты. Клеомен имел неудержимую склонность к роскоши. Из каждого похода он привозил предметы искусства, которыми с удовольствием украшал свой дом, несмотря на ворчание геронтов и эфоров. Поэтому дом его был обставлен с аттической изысканностью. Ионические колонны, высокие расписные аттические вазы, скульптурные коры и куросы [11] , драгоценные финикийские ткани и ковры украшали обеденный зал.

Клеомен пригласил Леонида занять место на обеденном ложе, застланном восточным ковром. Сам он устроился напротив. Слуги принесли столики с десертом и вино.

–  Какой нелепый обычай сложился у нас, эллинов, — сказал Клеомен, наполняя свой кантар [12] из амфоры, которую слуга поставил перед ним прямо на столике, — разбавлять этот божественный напиток, этот волшебный дар богов водой! Вот истинное варварство!

–  У эллинов, напротив, варварством считается пить неразбавленное вино, — сказал Леонид, — я слышал, брат, будто бы скифы научили тебя пить вино, не разбавляя водой, но не мог этому поверить.