Шрифт:
— Ну да, много званых, да мало избранных! — беззаботно ответил француз.
Герольт бросил на него яростный взгляд.
— Можешь радоваться тому, что устав предписывает нам обнажать меч против другого христианина только после третьего выпада с его стороны! — продолжил Герольт и демонстративно положил ладонь на рукоятку меча. — Не хватает только одного, Морис де Монфонтен! После него ты испытаешь на себе сталь моего клинка, даже если это будет стоить мне плаща!
Едва Герольт сказал это, он тут же понял, какие страшные слова он произнёс в гневе, и испугался. Потому что дуэль между братьями-тамплиерами влекла за собой исключение из ордена или, по крайней мере, за это тамплиера лишали плаща и изгоняли из общины на один год и один месяц. Но необдуманные слова уже были произнесены, а взять их обратно ему мешала гордость.
Эти слова бросили француза в холод, как если бы ему дали звонкую пощёчину. Он побледнел и уже не мог скрыть волнения.
— Пресвятая Богородица! У меня и в мыслях не было намерения посмеяться над тобой и тем более оскорбить, Герольт фон Вайсенфельс! — проговорил он. — Клянусь честью тамплиера!
Герольт не ответил. Он пренебрежительно посмотрел на него и отвернулся. Втайне он был рад тому, что высокомерный брат по ордену проявил достаточно благоразумия и дальновидности, чтобы не доходить до дуэли, — она плохо окончилась бы для обоих.
— Подожди! Так мы не можем разойтись! Я должен поговорить с тобой! Ты не так меня понял, поверь! — Он схватил Герольта за плечо.
Герольт сбросил его руку и зашагал к широким двойным воротам, ведущим во двор. Морис, не признавший себя побеждённым, последовал за ним.
— Я понимаю, что ты не можешь по-хорошему поговорить со мной. С моей стороны было глупо увлекаться собственными шутками. Но ты должен дать мне возможность извиниться за мой промах и любым способом отблагодарить тебя за то, что…
Но Герольт не желал выслушивать извинения Мориса, а тем более поспешно произнесённую им благодарность.
— Побереги дыхание и не отягощай меня больше! — выпалил он и вышел из полутьмы конюшни на запитый солнцем двор. — А если считаешь, что должен мне, будь добр, зайди в другой раз!
— Но прежде чем я… — только и успел сказать Морис, потому что в этот момент к ним подошёл капитан Рауль де Лианкур.
— Морис… Герольт! Хорошо, что я вас встретил, — сказал капитан. — У меня для вас важное задание! Надо отнести письмо в гавань, на корабль тамплиерского флота, который отправляется на Кипр.
Капитан достал небольшой пакет, обёрнутый в особый, хорошо прошнурованный платок со множеством печатей.
— Я отнесу! — поспешно сказал Герольт в надежде, что так он, наконец, избавится от назойливого француза. — Сопровождающий мне не понадобится, один я это сделаю быстрее, капитан.
— Нет, вы пойдёте вдвоём, как принято у тамплиеров! — Тон капитана не давал и помыслить о возражении.
— Конечно, beau sire! — кивнул Морис де Монфонтен и украдкой взглянул на Герольта. В глазах его мелькнуло предвкушение забавы.
Герольт в бессильной злобе сжал кулаки под плащом. Общее поручение для него и для француза! Этого только ему не хватало!
Между тем Рауль де Лианкур продолжал:
— Здесь письмо нашего великого магистра. Оно обращено к королю Генриху Второму, в нем во всех подробностях описывается положение, в котором находится Аккон. Помолимся, дабы королю удалось собрать на Кипре сильное войско и вскоре прибыть к нам.
— Возможно, король с папой издадут общее воззвание к христианам, как это сделал папа Урбан II [15] , призывая к первому крестовому походу, — предположил Морис. Герольту послышалась насмешка в голосе француза. — «Это могут быть рыцари, прежде не бывшие разбойниками. Могут быть те, кто прежде дрались лишь со своими братьями и родными, а теперь по праву могут сражаться с варварами! Они получат вечное вознаграждение!» Это сказал Урбан, и сегодня его слова могут быть уместны так же, как и двести лет назад.
15
27 ноября 1095 года на соборе в Клермоне (Средняя Франция) папа Урбан II призвал христианство к первому крестовому походу (1096–1099), чтобы завоевать Иерусалим и Святую Землю. Армия крестоносцев захватила святой город 15 июля 1099 года после продолжавшейся несколько недель осады.
Капитан смущённо посмотрел на Мориса. Предложение собрата по ордену явно застало его врасплох.
— Такие решения принимаем не мы, Морис! — резко ответил он. Замечание рыцаря он счёл неуместным. — А теперь слушайте задание. В гавани у причала, недалеко от Башни Мух, вы найдёте галеру «Пагания». Её капитан Деметриос уже предупреждён. Он ждёт письмо. — И он вручил Герольту письмо великого магистра. Тот отбросил край плаща в сторону и спрятал письмо под широкий кожаный пояс.
— Очень хорошо, beau sire! — И Герольт поспешил уйти, не обращая внимания на спутника. Раз уж ему приходится терпеть компанию Мориса де Монфонтена, он, по крайней мере, даст наглецу почувствовать презрение со своей стороны.
Когда они подходили к главным воротам замка, Герольт увидел странного человека, возникшего в арке слева от него. Старик долго и пристально смотрел на молодого человека. Его внешность никак не подходила к костюму тамплиера — и все же он был одет в белый плащ с красным восьмиконечным крестом. Но белоснежные волосы, спадавшие на плечи старика, казались насмешкой над уставом ордена, который требовал от воинов-монахов носить волосы коротко остриженными. А в складках его плаща виднелась роскошная, позолоченная рукоятка меча, судя по которой старик продолжал нести военную службу.