* *

 *

В кепи букмекер, и девушка в фетровой шляпе.

Умный игрок недопьет, а жокей недоест.

Знает ли конь, что участвует он в гандикапе?

Может быть, слово попроще он знает: заезд?

Солнце, слепя, разлеглось на подстриженной травке,

Флаг на флагштоке картавой трещоткой трещит.

Знает ли Прима, что крупные сделаны ставки,

И понимает ли Гектор, что он фаворит?

Господи, как холодит ветерка дуновенье,

Как горячат передвижки в забеге толпу!

Обожествление случая, благоговенье

Перед приметой и тайная вера в судьбу.

* *

 *

А надо ли знать, что в гондоле

Одиннадцать метров длины?

Послушай меня: мы не в школе

И мы никому не должны.

А надо ли знать, что метр-сорок

Должна быть она в ширину?

Венеция — призрачный морок,

Клонящий к загробному сну.

Мужчин этих, праздничных женщин

Поток ежедневный, сплошной…

Подумай: ни больше ни меньше —

Одиннадцать метров длиной.

И цвет обязательно черный.

Так, кажется, дож повелел

Когда-то, надменный и вздорный,

Конец положив и предел

Фантазии и произволу.

Светло на канале, свежо,

С опаской спускаюсь в гондолу…

А все-таки знать хорошо!

* *

 *

Афанасий, Евстафий, Зосима, Ефим, Феоктист —

Вот что нам предлагает семнадцатое января!

Я в окно посмотрел: снег роскошен, наряден, пушист,

Так же бел, как листок из настольного календаря.

С именами такими попробовал вспомнить родных

И знакомых — не вспомнил: воистину редки они

И не в моде, а сколько снежинок блестит кружевных,

Золотые на солнце и с синим отливом в тени!

Подрастают сугробы, как белые сфинксы и львы,

Словно их из пустыни пригнали сюда на прокорм!

Фима, Сима, Афоня… Евстафию хуже, увы,

Феоктисту — для них не нашлось уменьшительных форм.

Афанасий — поэт, и художник, должно быть, Ефим,

А Зосима — отшельник, скорее всего, и монах.

Феоктисту с Евстафием только прислуживать им,

Разгребать этот снег остается да ездить в санях.

* *

 *

Ирине Роднянской.

Когда на жизнь смотрю чужую,

Такую страшную, такую

Однообразную, когда

К себе примериваю злую

Смерть в тридцать лет, когда впустую

Уходит время, как вода,

Когда лишь множатся потери,

Утраты в ней, когда живут

До девяноста, в пыльном сквере

Сидят, когда детей пасут,

Когда один идет под суд,

Другой на лестнице расстрелян,

Когда с цветами на премьере

К любимцу публики бегут —