Другой соседкой была пожилая дама, очень полная и добродушная. Она была необычайно застенчива. И если раскрывала рот, то лишь для того, чтобы рассыпаться в извинениях. Если ей, к примеру, нужна была соль, она делала такой сложный заход, что соседи успевали придвинуть к ней все, что стояло на столе: горчицу, перец, хлеб, масло, желе, соленые или маринованные огурцы, прежде чем она наконец осмеливалась произнести заветное слово. Все это ужасно раздражало сердитого старика — он просто трясся от ярости.

После завтрака я спросил у Лизы Карлсен, что за недуги у моих соседок по столу.

— Нам запрещено говорить с больными о других больных!..

— Но ведь я совершенно здоров! — удивился я.

— Не вам об этом судить, — возразила она.

— Я хотел сказать, что вполне возможно, ваш Мартин Ферн действительно чем-то болен, но я-то здоров!

Она улыбнулась. Затем пояснила, что у пожилой дамы — госпожи Равн — старческое слабоумие. В последние годы она не раз становилась жертвой жуликов и проходимцев. Под конец родные определили ее в этот санаторий.

Другую соседку — молоденькую — звали Уллой Ропс. Она страдала шизофренией. Что-то там такое случилось с ее матерью, сказала Лиза Карлсен. С ее матерью и огромной белой виллой в Рунгстеде. Улле казалось, будто она живет в конце минувшего века. Девушка словно сошла с одной из картин Крёйера. Белое платье и мечтательное лицо. Огромные черные глаза и руки, трепещущие, как крылья. Посреди завтрака она вдруг вскочила и убежала в парк. За ней погнался санитар. Прекрасное зрелище: две фигуры, мелькающие между деревьями. В лучах утреннего солнца девушка порхала по траве, словно крупная белая бабочка, а за ней бежал приземистый санитар. Он поймал ее уже на берегу озера. Она стояла не шевелясь на самом краю лодочного причала, протягивая руки к солнцу.

Вся наша трапеза производила странное впечатление. Сердечники вяло жевали свои пресные овощи. Дистрофики сидели, окруженные горами масла, ливерной колбасы и сметаны, а тучные пациенты завистливо глядели на них с другого конца зала, уныло разрезая жесткие как подошва телячьи отбивные.

Между фру Равн и мной завязалась беседа.

— Ах вы бедняжка! — сказала она мне.

Сердитый старик прыснул, уткнувшись носом в лимонный пудинг.

— Почему? Я весьма доволен жизнью!

— Я уж забыла почему! — ответила она. — К несчастью, я не могу вспомнить!

— А разве это так важно?

Достав гигантскую сумку, она начала в ней рыться. Вывалила на стол кучу всяких вещей. Одеколон, футляр для очков, губную помаду, гребешок с серебряным ободком, два носовых платка, леденцы, чековую книжку, бигуди, резинку, пуговицы и помпон. Вскоре вещи фру Равн завалили весь стол.

— Нет, никак не могу вспомнить! — вздохнула она. — Это все не то!

— Соберитесь с мыслями, — сказал я.

Она склонилась над столом и тихо заплакала.

— Полюбуйтесь, что вы наделали! — закричал сердитый старик.

— Помолчите — сказал я.

— Не разговаривайте с ним! — сказала фру Равн. — Он всегда такой злой!

— Ничего я не злой! — закричал сердитый старик. — Я воплощенная кротость!

Старик трясся всем телом. На лысине у него выступил пот. Он вытер его огромным платком.

К нашему столу подошел какой-то мужчина, примерно моего возраста.

— Ну что, господин Ферн, — спросил он, — говорят, дело идет на лад?

— Я чувствую себя отлично, — ответил я. — А вы кто такой?

— Я доктор Эббесен!

Доктор — брюнет. С высоким лбом. Волосы у него начинают расти чуть ли не у самой макушки. Они зачесаны назад ровными прядями. Доктор вечно куда-то стремится. У него маленький узкий рот и нервные быстрые глаза.

Доктор помог госпоже Равн навести в сумке порядок. Она ворковала, как молоденькая девушка, пока он стоял у нашего стола. Сердитый старик, злобно покосившись в его сторону, ухватился за палку, прислоненную к спинке стула.

— А вы как поживаете, господин Юль?

— Терплю! — рявкнул Юль. — Терплю!

— Главное — моцион! — провозгласил доктор Эббесен. — Это важно для всех! Не правда ли, госпожа Равн?

Она ответила ему очередной голубиной трелью и вся залилась краской. Он похлопал меня по плечу и сказал, что сегодня непременно со мной побеседует. Затем он отошел к соседнему столу, за которым сидел сухонький старичок с густой шапкой седых волос. Он уснул и громко храпел во сне. Доктор Эббесен разбудил его, перекинулся с ним несколькими словами. Как только он отошел, старик тут же снова заснул.