Один из солдат висел на двери, прибитый к ней гвоздями. Второй лежал рядом, его конечности были отрублены.

У висевшего Дорожкина была снесена половина черепа и розовел застывший мозг.

Детинину отрезали руки и ноги и перетянули веревками, чтобы он не умер от потери крови. Отрезанные конечности аккуратно сложили рядом с ним. Детинин был еще жив и тихо стонал, закрыв глаза.

На меня нашла неудержимая рвота. Я корчился и давился блевотиной. Опустившись на колени, я оперся руками о пол. Я не мог отдышаться несколько минут. Затем медленно поднялся.

Прислонившись плечом к стене, я ощутил, как меня затрясло от злости. Было очень сложно удержаться на месте и я побежал в сторону, где раздавались очереди.

Мне пришлось долго пробираться между домами. Ожесточенный бой продолжался только на одной из окраин села.

Я забежал в дом с разбитыми окнами.

Это был дом, который боевики использовали в качестве медицинского пункта. Я увидел несколько носилок, ящики с медикаментами, импровизированный операционный стол, покрытый пропитанными кровью одеялами. На столе лежал раненый «чех». Его голова и грудь были обмотаны потемневшими от крови марлей и бинтами. Одной рукой он держался за бинт на глазах, а другой слепо водил вокруг себя. Он непрерывно стонал и монотонно произносил по - чеченски одни и те же слова. Я несколько раз выстрелил ему в голову.

Следующая комната была усыпана битым стеклом, разбросанными вещами, заставлена ящиками. Я осторожно продвигался вперед вдоль стены, свернул за угол и через открытую дверь увидел группу боевиков, направляющихся ко мне. Они на бегу стреляли из автоматов. Под ударами пуль от стен отлетали осколки кирпича. Я не был уверен, что «чехи» стреляли именно по мне. Но один из них что-то закричал, указывая в мою сторону. Они определенно бежали к дому, в котором находился я. В паре сотен метров от «бородатых» я увидел солдат.

Я дал ответную очередь. Автомат трясся в руках, пока в магазине не закончились патроны. Мне казалось, я почти ощутил прикосновение смерти.

Я двигался огибая препятствия, стараясь не споткнуться, непрерывно оглядываясь по сторонам, не желая пропустить возможную позицию снайпера.

Услышав сзади крик, я оглянулся и увидел солдата, бежавшего ко мне. Он был без автомата и сбоку что-то болталось. Когда он подбежал ближе, стало видно, что именно болталось на боку Некрасова. Это была его правая рука, висевшая лишь на лоскуте мышцы. Чайкин сразу же сделал раненому укол, и пока тот не успел опомниться, перерезал сухожилие, еще связывавшее руку с телом. Некрасов громко застонал, из раны хлынула кровь. Пока Чайкин старательно перетягивал ремешком культю, раненый жадно затягивался сигаретой, которую я сунул ему в рот.

Дом впереди был разрушен, и я пробирался через развалины без опасения подорваться на минной ловушке. Рядом со стеной на досках лежал Шмонин и словно смеялся. Один его глаз был широко раскрыт, другой закрыт, язык высунут. Руки раскинулись в стороны. Его правая нога была пробита осколком. Он умер от потери крови.

Я попал прямо в большой куст и оцарапал лицо, чуть не выколов глаз. Не разбирая дороги, я пробежал несколько метров и наткнулся на стену, рядом с которой был скрыт от пуль.

Стараясь вытереть кровь, заливавшую правый глаз, я увидел «чеха», который пытался вытащить раненого из-под огня. Я прицелился и выстрелил. Боевик вскинул руки, упал и исчез из поля зрения. Раненый схватился обеими руками за окровавленное лицо. Кровь заливала ему глаза, рот. Он, видимо, что-то кричал, но голоса не было слышно. Я выстрелил, стараясь попасть в открытый рот.

Сзади раздался оглушительный взрыв и следом пронзительный визг.

Взрывом Стрелкову пробило обе ноги и оторвало руку.

– Сделайте что-нибудь! – закричал он.

Ополоумевший от боли солдат вскочил на ноги. Несколько очередей боевиков попали в него, и он стал трупом еще до того, как начал падать.

Несколько пуль ударилось рядом с моим укрытием. Пришлось переползать на новое место. Спрятавшись за каменный забор, я поднялся и побежал. Что-то со свистом пролетело сзади, ожгло спину и толкнуло на землю. Я вскочил на ноги, но опять упал и не стал подниматься. В меня уже не стреляли, и я не понимал почему. Стих грохот стрельбы и глаза заволокло темнотой.

Придя в сознание, я узнал от проходящих мотострелков, что преимущество уже было на нашей стороне. Продолжала отбиваться лишь небольшая группа боевиков. Спотыкаясь, я пошел в их сторону. «Чехи» сопротивлялись до последнего патрона. Они понимали, что пощады им не будет. Их расстреливали подошедшие «коробочки».

От меня требовали больше, чем я мог дать. Я уже ничего не соображал.

– Проклятая жара, - сказал я. – Из-за нее теряешь все силы.

Я ужасно устал от всего, что произошло за этот день. Устал и хотел отдохнуть. Только бы добраться до койки и хоть немного поспать. У меня возникло ощущение, что грудь словно охватывалась железным обручем. Я начинал задыхаться и все, что находилось вокруг исчезло в ощущении боли и перестало существовать.