Я посвятил юристов и селектор в один из своих замыслов, проект, посвященный этнополитическим вооруженным конфликтам (и определенно не имевший отношения к позитивной психологии), и сказал, что хотел бы провести конференцию с участием сорока ведущих экспертов по теме геноцида. Я хотел сравнить обстоятельства, при которых в дюжине случаев осуществился геноцид, с теми, при которых в пятидесяти случаях он мог начаться, но не начался, и установить, когда геноцид происходит, а когда – нет. Затем я планировал издать книгу о том, как избежать вспышек геноцида в новом, XXI веке.

– Спасибо, – сказали мне через пять минут. – Когда вернетесь в Пенсильванию, можете прислать нам заявку? Не больше страницы. И не забудьте приложить смету.

Через две недели у меня на столе лежал чек на 120 000 долларов. Приятная неожиданность. Насколько мне было известно, получение гранта почти всегда связано с длительной процедурой: утомительное заполнение заявок, ненавистные рецензии, общение с докучливыми бюрократами, безбожные задержки, мучительные проверки и, наконец, отказ или – в лучшем случае – сокращение бюджета до мизерных сумм.

Я организовал недельную конференцию, решив, что символично будет провести ее в Дерри в Северной Ирландии [3] . Там собрались сорок ведущих экспертов по этнополитическому насилию {3}. Все они были из научных кругов и хорошо знали друг друга. Исключение составляли двое: мой тесть Деннис Маккарти, в прошлом британский промышленник, и казначей фонда, в прошлом профессор инженерного дела из Корнелльского университета. Позже Деннис признался, что с ним никогда еще не были так любезны. Сборник Ethnopolitical Warfare (под нашей с Дэниелом Широ редакцией) действительно вышел в 2002 году {4}. Его стоит прочесть, но сейчас речь не о том.

Я почти забыл о щедром фонде, названия которого по-прежнему не знал, когда полгода спустя мне позвонил казначей.

– Вы провели отличную конференцию, Марти. Я познакомился там с двумя прекрасными людьми: медиком и антропологом Мелом Коннером {5} и тем парнем, Маккарти. Кстати, чем он занимается? И чем вы хотите заниматься дальше?

– Дальше? – я замялся, потому что был совершенно не готов запрашивать дополнительные средства. – Ну, я подумываю о позитивной психологии.

И вкратце объяснил, что это.

– Почему бы вам не встретиться с нами в Нью-Йорке? – спросил он.

В то утро Мэнди, моя жена, предложила мне надеть мою лучшую белую рубашку.

– По-моему, лучше одеться попроще, – сказал я, вспомнив скромный офис на Нижнем Манхэттене. Но на этот раз встреча проходила в одном из самых фешенебельных офисных центров, в огромной переговорной на верхнем этаже. Впрочем, ждали меня все те же два юриста и селектор, а на двери по-прежнему не было таблички.

– Что такое эта позитивная психология? – спросили они. Десятиминутного объяснения оказалось достаточно. Меня прервали вопросом: – Когда вернетесь в Пенсильванию, можете прислать нам заявку? Не больше трех страниц. И не забудьте приложить смету.

Через месяц я получил чек на 1,5 миллиона долларов. Закончилась эта история так же странно, как началась. Благодаря финансированию позитивная психология стала процветать, и это не осталось без внимания фонда. Через два года я получил еще одно лаконичное письмо от П. Т.: «Измерение Мандела – Милошевич представляет собой континуум?»

«Хм-м-м… Что бы это могло значить?!» – задумался я. Однако, понимая, что имею дело с серьезными людьми, собрался и написал П. Т. длинный наукообразный ответ, изложив все, что известно о врожденных и благоприобретенных свойствах ангелов и монстров.

«Почему бы Вам не встретиться с нами в Нью-Йорке?» – ответил П. Т.

В этот раз на мне была лучшая белая рубашка, а на двери красовалась табличка Atlantic Philanthropies. Оказалось, что фонд существует на деньги одного человека – Чарльза Фини {6}, который сделал состояние на магазинах беспошлинной торговли и пожертвовал всё (5 миллиардов долларов) на добрые дела. В соответствии с американским законодательством, распорядителям пришлось дать фонду название.

– Мы хотели бы, чтобы вы собрали ведущих экспертов и обсудили все аспекты проблемы Манделы – Милошевича, от генетики добра и зла до его политологии и социологии, – сказали мне. – Мы планируем выделить вам 20 миллионов долларов.

Двадцать миллионов долларов – огромная сумма и я ухватился за эту возможность. Я очень старался. Следующие полгода мы встречались с учеными, писали и переписывали заявку, чтобы ее утвердил совет директоров. Мы включили в нее очень интересные данные {7}.

– Нам очень неловко, Марти, – сказал П. Т. по телефону. – Совет зарубил проект – впервые в истории. Им не понравился генетический аспект. Слишком взрывоопасная тема.

В течение года оба моих добрых гения, явившиеся прямиком из телесериала «Миллионер» (в 1950-х на меня, подростка, произвел неизгладимое впечатление незнакомец с чеком в миллион долларов), отошли от дел.