– Какой именно роман? – поинтересовался главный редактор, поняв, что этого посетителя так просто теперь не вытурить.

– «Арктур пробуждается». Вы поручили Иванцову прочесть и дать мне ответ. Нет, вы только послушайте, что он написал! «Это произведение не может быть опубликовано в печати, так как в нем слишком много невероятного». Да ведь это же ФАНТАСТИЧЕСКИЙ роман, почему в нем должно быть мало невероятного?! А вот здесь, на сорок восьмой странице рукописи, он наставил целую кучу вопросительных знаков, даже текст почти не видно!

– Давайте посмотрим вместе, – вздохнув, примирительно предложил редактор и протянул руку. К концу дня он порядком устал. – А вы пока садитесь. И не волнуйтесь, сейчас разберемся…

Полный человек сел с размаху в широкое кресло, отдав папку с рукописью. Редактор нашел упомянутую сорок восьмую страницу и привычно начал читать, решив одновременно комментировать прочитанное, стараясь своими замечаниями, а иногда тоном убедить посетителя в справедливости рецензии, выданной Иванцовым. А заодно и в том, что как писатель он собой ничего не представляет, лучше пусть, как говорится, оставит в покое перо и бумагу, побыстрее отсюда убирается и попробует свои силы, например, на поприще ассенизации.

– Вот вы пишите: «Роана сидела, закрыв глаза, в гравитационном кресле, а Гурель отчаянно крутил ручку настройки у кухонного автомата, потому что сегодня был четный день, а, значит, очередь всех мужчин мира готовить ужин и заниматься другими полезными по дому делами». Гм! И вы считаете такую постановку вопроса в быту реальной? Даже в далеком будущем? По-моему, батенька, вы здесь здорово загнули! Хорошо, не будем спорить, продолжим. «Наконец все было готово. Гурель сервировал столик и подкатил его к Роане. Та раскрыла глаза, принюхалась и, осмотрев содержимое тарелок, уставленных на столике, отпихнула его изящной ножкой, заявив, что такую бурду есть невозможно». М-да-а! Неужели это роман о будущем? Что же мы видим дальше? «Гурель быстро увез неудавшийся ужин на кухню, сбросил тарелки в мусоропровод и вновь принялся колдовать над автоматом. Спорить с женой было бесполезно. Еще съездит по физиономии чем-нибудь тяжелым. Ведь это ее день отдыха и развлечений!» – редактор поморщился и решительно отложил рукопись. – Неужели вам самому-то не стыдно эту галиматью читать? Где вы видели таких женщин?

– Извините, – протестующе поднял обе руки посетитель, – но я ни слова против женщин не написал! Напротив, в будущем они полностью уравняют права с нами, мужчинами, а тот эпизод, что вы прочли, только небольшое окошко в это будущее.

– Полный бред! Нашли окошко!!! – резко сказал редактор и поднялся. Но потом вспомнил свою суровую супругу, вспомнил, как она однажды за несколько легкомысленное поведение на молодежной свадьбе отлупила его, пьяного, чугунной сковородкой, вспомнил, что она постоянно заставляет его – это уже в привычку вошло – стирать белье и развешивать на балконе, и добавил, задумчиво глядя в окно. – Вообще-то вы, наверное, в чем-то правы. Пожалуй, в этом что-то есть…

«Конечно, – снова вздохнул он, – Иванцову легко ставить вопросительные знаки, он за свою сознательную жизнь ни разу даже попытки жениться не сделал! Откуда ему знать?»

Все произошло на жарком юге в один из самых жарких дней июля. Мы с семьей уже третью неделю здесь жили и поэтому обжечь кожу не боялись. А вновь прибывшие зачастую не выдерживали и пытались загорать наравне со всеми, что приводило к печальным последствиям в виде сильных солнечных ожогов и к появлению групп унылых людей, одетых с головы до ног, завистливо глядящих на нас – загорелых, полных сил. У них же пропадали прекрасные дни, они могли только в тени мола быстро раздеться и поплавать в меру своих сил, а затем также быстро одеться и опять уныло слоняться по пляжу, сильно потея в ожидании обеда.

И вот среди таких вновь прибывших нам посчастливилось наблюдать одного оригинального человека. Это был мужчина средних лет – может, сорока пяти, не более. Когда его спросили, почему он такой белый и неужели в его городке не бывает лета, он ответил

– Почему же? Лето у нас было, но я в тот день работал.

Самое главное его отличие от остальных отдыхающих заключалось в том, что он всегда находился под мухой. Не помню, чтобы он в какой-то миг оказался трезвым, он практически был в стельку пьяным с самого утра. Скорее всего, причина происшедшего в этом и заключалась. Неспроста у многих народов есть поговорка: пьяному и море по колено. И похоже, Коля Козак хотел это доказать любыми способами.

Перед первым почти смертельным ожогом он пролежал на песке, изредка переворачиваясь, полный день и только набежавшая тучка, прыснув дождем, прогнала его насытиться в ближайшее кафе. На прогулке вечером он нам не встретился. А комнату Коля снимал неподалеку – через дорогу от наших хозяев. Ночью нам пришлось закрыть окно вместе с форточкой, так как стоны не давали спать.

С утра на море Коля Козак не появился, видимо, искал средства обезболивания. Потому что в полдень он их принес сразу целую сумку. Разделся и обратился к окружающим намазать его разными мазями. Откликнулись две моложавые женщины и под Колины стоны они втерли ему несколько тюбиков каких-то средств. Полпляжа наблюдало за этой операцией с большим интересом. С особенным любопытством смотрели на Колю члены группы унылых.

После окончания процедуры Коля поиграл бицепсами со вздувшейся красной кожей и, коротко сказав: «Море волнуется – раз!», посеменил к этому волнующемуся морю. В эту ночь к берегу надуло холодной морской воды с медузами и плавать никто не рисковал. Только один отдыхающий захотел нырнуть с мола. Конечно, это был Коля Козак! Может, он не обратил внимание на отсутствие пловцов, а, может, все равно его тянуло к прохладной воде – остудить кожу. И никто из присутствующих его не остановил, все хотели полюбоваться на шоу.