Никогда больше я его не увижу. Мой первый взгляд на него, тот самый пресловутый первый взгляд, с которого в романтических историях начинается большая любовь, в нашем случае совпадёт с последним. Эта встреча не может иметь продолжения, мы слишком разные, нас разлучает буквально всё, и нам не быть вместе. Никогда.

Так рассуждала я в день знакомства с человеком, который сейчас растит со мной наших детей.

Моё «никогда» длилось долго. Я с детства отличалась упрямством. Поместив его в свою голову, я не спешила от него отказываться. Вопреки очевидным намёкам судьбы, вопреки нашим собственным желаниям. До тех пор, пока не осознала, что на самом деле любое произнесённое нами «никогда» не приравнивается к вечности, а имеет срок. Вполне конкретный срок, не обязательно даже длинный. Его определяем мы сами.

Демоны справедливости утверждают: каждому достаётся по его вере. Я получила по своей. Я верила, что у нас не выйдет быть вместе. У нас и не выходило.

Встреч, на которые я шла с убеждённостью, что эта станет последней, у нас состоялось свыше тридцати.

Мы оба частенько зарекались не допускать «впредь никогда» целого списка вещей. Никогда больше не видеться. Если уж видеться – то никогда не целоваться. Никогда не срываться на откровенность, чтобы не давать повода себя обмануть. Никогда не идти на уступки друг другу… Все наши «никогда» нарушалось многократно, методично и регулярно.

Под наплывом негативных эмоций каждый из нас жалел, что мы вообще познакомились. Он предпочёл бы, чтобы в его жизни обошлось без человека, доставившего ему столько боли. В его власти было лишь избавиться от моего общества в настоящем, но от запоздалого разрыва со мной у него не стёрся бы из памяти пережитый опыт, не зарубцевались бы сердечные шрамы. Добавилась бы лишь новая форма страданий от скучания по мне. Потому он и печалился о необратимости времени, о невозможности выбросить из прошлого начало отсчёта событий, лежавших теперь грузом у него на душе.

Порой и я думала, как прекрасно было бы аннулировать наше знакомство. Дело не в том, что мне хотелось не связываться вовсе с этим человеком. Я ценила многое хорошее, привнесённое им в мой мир. Но я переписала бы сценарий нашей первой встречи. Переназначила бы её на более подходящий день, когда мы оба уже поумнели и разобрались в своих ожиданиях от жизни. Поместила бы её в другие обстоятельства, чтобы ничто не сформировало у нас, как тогда, предубеждения друг против друга. Начавшись позже и иначе, наша история развивалась бы быстрее и счастливее. Если бы мы нашли друг друга сейчас, когда умеем ценить отношения и готовы к ним, мы не имели бы за плечами годы исковерканной любви и сразу приступили бы к строительству совместного счастья.

У судьбы свой взгляд на вещи. По её мнению, тем, какими мы стали, мы обязаны тому, какими были. Не существовало другого пути, чтобы привести нас к состоянию зрелости, столь нужному для нашего будущего. Счастливую историю определила несчастная предыстория. Мы роптали на мешавшие нам события, полагая, что из-за них не могли быть вместе. В действительности мы не смогли бы быть вместе без них.

Злые обстоятельства – это или не судьба, или проверка судьбы. При столкновении с ними главное – угадать, что из двух. Понять, отводят ли тебя небеса от не твоего дела, в которое ты напрасно ввязался, или намекают, что надо бороться, используя шанс закалить свою стойкость.

Когда мы впервые встретились, у меня предупреждающе ёкнуло сердце: теперь что-то пойдёт не так. И действительно. Всё отныне пошло не так, как предполагалось мной изначально. Уже после согласования плана моей жизни со мной судьба вдруг внесла туда его, забыв выслать мне извещение. У меня не имелось вакантных мест в настоящем, и уж тем более он не вписывался в моё будущее. Пришлось потеснить всё и всех.

Наша встреча была случайной до неприличия, чем выдавала свою неслучайность. Если событие, которое никак не могло произойти, происходит, это признак его судьбоносности. Столь же не подлежащей ожиданию, как и наше знакомство, казалась мне перспектива нашей свадьбы. Деля по формуле теории вероятности число раскладов, которые могли бы ей увенчаться, на все возможные варианты развития отношений, я получала ноль.

Как известно, взмах крыла бабочки на одном конце земного шара способен кардинально откорректировать динамику новостей на другом. Тот же эффект имела для меня наша встреча, переломившая ход всей моей дальнейшей жизни. Видимо, роковой взмах крыла совершила одна из бабочек, запорхавших от первого же взгляда на него у меня в животе… 2

То, чего он больше всего хотел и чего больше всего боялся, было одной и той же вещью. Он видел во мне зараз и источник высшего счастья, и причину жгучих страданий. Рядом со мной ему поочерёдно становилось то сказочно спокойно, то невыносимо тревожно. Он не мог ни положить конец притяжению ко мне, ни полностью отдаться своим чувствам из страха разочарования, контраст которого с поманившей надеждой на счастье оказался бы для него особенно мучительным в случае, если бы наши отношения не сложились.

Не складывались они именно из-за его двойственности. Его попытки быть одновременно и далёким, и близким изводили меня. Я с трудом балансировала между обеими его гранями, не успевая переключаться, когда он, словно по щелчку, превращался из ангела в чудовище и обратно, без повода, без предуведомления. Как гром среди ясного неба, в разгар моего наслаждения его нежностью ко мне раздавались ранящие слова, и очередная внезапная выходка перечёркивала всё хорошее, что он только что делал для меня, наполняя меня внутренним теплом и радостью.