И всё же первый удар в лицо Костяну ему не удался.

Блеснуло в мокрой темноте лезвие короткого ножа.

Рыбный старшина был, очевидно, на нерве ещё задолго до их встречи, поэтому одной рукой легко перехватил кулак Глеба, а ножом, зажатым в своей левой, резко ткнул его в плечо.

– Ну вот, ваше высочество, ты и допрыгался!

Опять было больно и ещё, на этот раз, чрезвычайно обидно.

Рука действовала, только тёплая кровь противно размазывалась по коже и хлюпала на сгибе локтя.

«Не совсем, малыш, нет, не всё ещё со мной кончено….».

По-бойцовски отскочив друг от друга, они стояли на тропинке по обе стороны от лежащего Яна. Дыхания каждого доносились и до Глеба, и до Костяна, но следующие движения соперника в темноте им было трудно угадать.

Одной рукой капитан Глеб незаметно расстегнул свой ремень, мелкими скользящими рывками вытащил его из тесных шлевок. Совсем как в юности, по-курсантски, коротким движением намотал грубую плетёную полосу на кулак, оставив полметра ремня с тяжёлой бляхой качаться на свободе.

Рыбак шагнул навстречу первым. Движение у него было то же самое – ударить противника ногой в живот.

На этот раз Глеб Никитин был готов гораздо лучше.

Свистнула в темноте кованая пряжка его походного ремня и Костян Серяков, ойкнув и внезапно охромев, упал перед ним на колени.

– Это тебе за пустые угрозы.

Теперь уже выбирал не Глеб.

Костян тоже не хотел умирать в тёмном осеннем лесу. Он зарычал от боли и снова, припадая на рассечённую ногу и выставив перед собой нож, бросился вперёд.

Ещё раз Глеб точно и сильно взмахнул ремнём. Противник заорал, прижимая к груди повисшую, с растопыренными пальцами, руку. Его нож выпал вниз, на одежду Яна.

– За тухлую рыбу. Мне было невкусно.

Глеб прыгнул и ударил Костяна ногой в бедро.

Пытаясь удержаться, тот судорожно сделал два шага назад, ухватился за тонкие и скользкие ветки бузины, но это ему не очень помогло. Костян рухнул на землю.

Бить руками и ногами лежачего – неприлично, но наказывать урода даже в такой позе – полезно, прежде всего, для него самого.

А ещё Глеб очень хотел его убить.

Удары смертельного ремня сыпались на голову, на плечи, на пальцы скулящего Костяна, который всё-таки пытался защищаться.

– Это ты получаешь за глупую стрельбу в завале. Держи!

– Это – за подставу маленького Бориски с патронами!

При каждом шмякающем звуке Костик уже только повизгивал, извиваясь и безнадёжно стремясь куда-нибудь спрятаться. Мокрая кожа его штанов по-змеиному неприятно поблескивала…

Понимая, что пора уже остановиться, капитан Глеб Никитин приготовил свой самый жестокий удар и размахнулся со всего плеча.

– А это тебе, сволочь, за Никифорыча!

Отняв руки от лица, Костян из последних сил заорал, кривя окровавленный рот.

– Это не я! Я его не убивал! Честно, не убивал!

– Вот теперь можно спокойно побеседовать.

Чувствуя, что и сам ослаб предостаточно, Глеб навалился на Костяна всем телом и придушил того кривой сосновой веткой.

– Говори. Что тебе сделал боцман? За что ты его?! За что проломил голову Яну?

Рыбак Костик хрипел, таращил глаза и очень хотел освободиться.

Глеб слегка разжал хватку.

– Яна… же не… я. Боц…, боц-мана тоже не… я.

Кашель, сопли и слёзы душили кожаного парня.

– Это же ты…., сам…, Яна здесь грохнул! Ты же его дубиной сам здесь добивал! Я всё видел!

Глеб встал, выпрямился.

«А ведь, действительно, этот хвостатый за мной сюда прибежал, с развилки, не мог же он так быстро от Яна умчаться и снова вернуться… Я бы его точно тогда заметил…. И в кустах ему незачем было прятаться посреди ночного леса – меня он тоже не мог слышать….».

– Тогда почему ты здесь?!

– Мне Тиади…, он мне сказал…, чтобы я, чтобы… Он же встречу назначил мне здесь! Сказал, чтобы я его обязательно здесь дождался! Он денег мне сегодня должен был дать.… За всё, как договаривались…

– Какие деньги?

Почувствовав, что сегодня обязательно останется в живых, Костян привстал, сел прямо на песчаную тропинку и принялся подолом рубахи вытирать лицо.

– Он ещё в самом начале, на второй, кажется, день, когда вы с ним погавкались, обещал мне заплатить, если я тебя напугаю, и ты уберёшься с маршрута. Мешался ты чего-то ему, не разрешал никуда ездить…