Шрифт:
– Да, – по обыкновению кратко ответила я.
– Она такая же разговорчивая, как и молчун Рома, – рассмеялась Рита.
Рома покраснел. Я опустила голову, подумала и выдала:
– Мы в клуб ходили. Там здорово…
И посмотрела на Рому. Он тоже взглянул на меня и сразу же отвернулся. Я невольно сравнивала его с Андреем. Ничего общего. Никаких сережек, жгутов, напульсников, оранжевых шнурков. Аккуратная прическа, черный свитер, джинсы. Обувь… какая у него обувь? Мокрая.
– Рома, а ты бываешь в клубах? – преодолев себя, спросила я.
Он поерзал на стуле и ответил:
– Нет. Некогда. Учеба, курсы…
– Клубы! – хохотнул Игорь, – ты что! Рома у нас домосед! Компьютерщик!
– Ну, не такой уж, – попытался оправдаться Рома.
– А вот у меня нет компьютера, – храбро сказала я.
– Правда? – удивился Рома.
Я утвердительно кивнула.
– А как же ты? – он запнулся. – Не важно…
– Общаюсь? – уточнила я, – лично, или по телефону. – А потом, вспомнив слова Жени, добавила, что в нашей стране далеко не у всех есть компьютеры. Многие люди знают о них понаслышке.
– Ну, если только в глубокой провинции, – сказала Рита.
– Интернет-кафе есть везде, – заявил Игорь, – даже в деревнях.
– Это где же такие деревни? – удивилась я.
– Может, не в самых глухих, но в больших селах и поселках есть. Я знаю, – продолжал настаивать Игорь. – У моего отца знакомый открыл в рабочем поселке компьютерный клуб, причем он там не единственный.
– Опять о компьютерах, – возмутилась Рита, – вам что, больше поговорить не о чем?
Честно говоря, я не знала, о чем надо говорить. Не стану же я распространяться о Сэлинджере, или покупке джинсов… к тому же я твердо запомнила Ритино предостережение: с парнями надо говорить осторожно. И ни в коем случае не рассказывать о себе слишком много, особенно в первый вечер знакомства. Ох, как тяжело это общение! Уж лучше бы говорили о компьютерах, я бы послушала молча – и никаких проблем.
– Тогда пойдем бродить под дождем! – предложила Рита.
Кто-то остался сидеть, кто-то двинулся следом за нами. Но, когда мы вышли на улицу, дождя уже не было. Было пасмурно и сыро. Фонари блестели на мокром асфальте расплавленным золотом. И кто-то крикнул, что видит звезду в разрывах туч. Мы все стали смотреть в низкое небо, и смотрели так долго и пристально, пока каждый не крикнул: «Вижу, вижу, вот она!».
Рита взяла Игоря под руку. Мы с Ромой потоптались и пошли рядом, стараясь не соприкасаться руками.
Ребята разбрелись, растянулись длинной вереницей по всему Александровскому Саду. Я вертела головой, искала скамейку, на которой сидела Маргарита, когда Азазелло пригласил ее на бал.
Видимо, моя нога попала в какую-то выемку в асфальте, я ойкнула, и Рома мгновенно подхватил меня под локоть.
– Не подвернула? – спросил он участливо.
– Кажется, нет.
Я пошла вперед, немного прихрамывая, но Рома теперь уже не отпускал мою руку. Он аккуратно обводил меня вокруг луж и молчал. Так бы мы и шли, если бы я вдруг не спросила про скамейку. Выяснилось, что Рома читал «Мастера и Маргариту». Он тут же начал рассказывать все, что знал о книге, ее авторе и героях.
– Это в самом конце аллеи, – сказал он, – я тебе сейчас покажу. – И он действительно подвел меня к скамейке, ничем не отличающейся от прочих. Такой же мокрой и обычной.
– Маргарита сидела лицом к набережной. Напротив Библиотеки. Сейчас ее не видно из-за здания, построенного позже.
Мы постояли возле скамейки. Подождали остальных и повернули назад, потому что ребята предложили пойти на Красную площадь.
– А ты Сэлинждера читал? – повинуясь еще не ясной, не вполне оформившейся мысли, спросила я.
Рома обрадовался, как будто только и ждал этого вопроса.
– Ты что! «Над пропастью…» вообще, моя любимая вещь! Помнишь, как там, – он начал цитировать на память, – «я бы хотел иметь такую работу, чтоб просто сидеть во ржи, на краю обрыва, над пропастью. А рядом пусть играют дети. Я буду их охранять…» Как-то так, – задумчиво закончил Рома.
А я уже знала. Мы похожи. Мы – словно одно целое, только поделенное на два. Я увидела себя, свое отражение, и я сама была отражением Ромы. Но я не хотела им быть. Даже не знаю почему. Спроси я его сейчас о чем угодно, и услышу в ответ то, что сказала бы сама.
Мне стало немного неприятно. Даже мурашки по коже побежали.
– Озябла? – тут же спросил Рома.
– Немного…
Он прижал мой локоть к своему боку, как будто хотел согреть.
Я решила совершить еще одну попытку:
– Ты Хемингуэя любишь?
– Старик Хэм – это круто, – вздохнул Рома, – но он не мой писатель. Я его не чувствую.
– Я тоже…
Скользкие после дождя булыжники, темная в сумерках стена с зубцами и башнями, сказочный Храм Василия Блаженного, выпуклая, как китовая спина, площадь. Пустота и парадность. Редкие прохожие.