Комнату наполнили робкие звуки, сначала разрозненные, но потом слившиеся в невероятно красивый танец, который танцевали когда-то они с Владимиром, полные надежд и мечтаний, которым так и не дано было осуществиться.

– Маменька, Вы уже легли? – услышала Вероника Платоновна сквозь сон.

У её кровати, всё ещё в бальном платье, стояла Ниночка.

– Простите, я разбудила Вас… – прошептала девушка.

– Ну что ты, доченька… Я ждала тебя, да и уснула невзначай. Давно вернулись? – женщина встала и, надев на ночную рубашку халат, подошла к дочери, чтобы обнять её.

От Нины пахло чем-то давно забытым. Это был запах молодости, духов и шампанского. И ещё чего-то, что заставило мать насторожиться.

– Нина, ты позволила себе шампанское? – строго спросила Вероника Платоновна и взяла с комода тройной подсвечник, чтобы получше рассмотреть дочь.

– Самую малость, маменька. Не сердитесь, я пьяна не от вина. Мне кажется, я влюбилась!

Вероника Платоновна горько улыбнулась: она поняла, что её насторожил запах первой любви.

– Кто же он? – голос матушки был ровным и спокойным.

– Он такой… такой… Образованный. Умный. Красавец. Одним словом, лучше всех!

На щеках дочери появились ямочки, глаза сверкали, отражая пламя свечей не хуже аметистов.

– Его зовут…

Мать учуяла неладное до того, как дочь произнесла имя:

– …Владимир.

Ноги Вероники Платоновны подкосились, она непроизвольно схватилась за спинку кровати.

– Маменька, Вам нехорошо? Позвать Наташу? – всполошилась Нина.

– Нет, нет… Всё в порядке, продолжай. В какой он должности? В каких летах? – Вероника Платоновна села, на всякий случай, на кровать.

– Лет двадцать пять, я думаю. Во всяком случае, не больше, – сказала девушка, и от сердца матери отлегло: значит, не он…

– А как фамилия твоего кавалера? – на всякий случай спросила она.

– Шварц. Он наполовину немец, мама… Ах! Я так счастлива! – и сцепив руки в замок и вытянув их перед собой, Нина закружилась по комнате – в ее душе ещё не смолкла музыка.

– А чем он занимается, этот Шварц? – сердце матери снова оказалось в тисках сомнения.

– Его отец вроде бы владеет прииском, а сам Владимир ювелир. Говорят, хороший мастер, в его украшениях ходят многие известные особы. Он и серьги мои хвалил… Вернее сказать, Ваши.

Вероника Платоновна побелела: два совпадения – это уж слишком! Её Владимир тоже был ювелиром.

– А что папенька? Что он говорит? – она постаралась, чтобы дочь не заметила её состояния.

Нина сразу скисла. Она прекратила свои танцевальные па и стояла перед маменькой, повесив голову.

– Папеньке Владимир не понравился. Ему вообще никто не нравится! – девушка горестно вздохнула. – Собственно об этом я и хотела поговорить с Вами, маменька. Вы ведь любите меня?

– Нинон! – маменька с укором посмотрела на неё. – Зачем ты спрашиваешь? Ты же знаешь, что я всё сделаю для твоего счастья!

Вероника Платоновна не лгала – она с чувством обняла дочь, хотя душа её была в плену тягостных воспоминаний и смутных предчувствий скорой беды.

На следующий день она решила навести справки через своего давнего знакомого, занимавшего высокий пост в полиции, о человеке по имени Владимир Шварц. С этой целью она отправила Наташу в департамент полиции с письмом, наказав ей дожидаться ответа, сколько потребуется. Но Наташа вернулась ни с чем.

– Их сиятельство сказали, что сами прибудут к обеду! – прокричала она с порога.

Вероника Платоновна поморщилась, так как хотела всё сделать «in secret», чтобы не тревожить никого понапрасну.

– Кто это прибудет к нам к обеду? – удивлённо спросил Пётр Акимович, выглянув из-за утренней газеты, которую обычно имел обыкновение читать перед завтраком.

– Да Рязанцев Капитон Капитонович. Встретила намедни их с супругой… Слово за слово… Ну и пригласила на обед, – соврала Вероника Платоновна, показывая Наташе кулак.

Наташа фыркнула и стала собирать стол к завтраку.

Хорошо, что Нина этого не слышала: она ещё не вставала. Решив этим воспользоваться, Вероника Платоновна стала расспрашивать мужа о вчерашнем бале, но Пётр Акимович всё больше рассказывал об официальной части торжества. Романтические грёзы дочери он считал недостойными внимания.

– Представьте, Вероника Платоновна, сам князь Голицын был сражён выходом нашей красавицы. Он сказал, что наша Ниночка – настоящее сокровище, – сказал Красавин, намазывая себе масло на хлеб. – Душечка, налейте чаю, пожалуйста. Да-да – и сахару. Спасибо, душечка.