Огонь охватил кузницу до самого дымохода. Сельчане начали было тащить воду, но вскоре поняли глупость своей затеи. Было некого спасать, а дом находился вдалеке и пожар не мог перекинуться на другие избушки. Доминик посмотрел мне в глаза, затем повернулся и пошел в каморку. Он лег, закрыл глаза.

– Я…

– Помолчи, а? Ты уже достаточно сказал и сделал. Ложись спать, утром поговорим, если захочешь.

– Святой отец, можно мне исповедоваться?

– А ты этого хочешь? Думаешь, что можно совершать грех, облегчать душу и идти дальше по трупам? Не получится. Не зря я тогда назвал тебя путником, у тебя волчья натура. Может оно и к лучшему в этом мире, не знаю. Но никогда не проси меня отпускать грехи. Каждый сам в ответе за свою душу, и здесь я помочь тебе ничем не смогу.

С этими словами старик демонстративно повернулся ко мне спиной. Почему-то, мне самому было неприятно. Ну, утро покажет, что будет дальше.

Мужчина стоял, скрестив руки на груди. Его тонкие черты лица искажала ухмылка.

– Эль, ты обдумал мое предложение?

– Я не знаю, как поступить, Луций. Понимаешь, Лана… Кажется я люблю ее.

– Любишь? Ты? – он засмеялся. Тонкий мелодичный смех резал душу, словно стилет. – А что ты вообще понимаешь под словом «Любовь»? Имеешь ли ты право на это чувство, Эль? Для Него ты никто, один из тысяч. Не забывай, что именно я смог отдернуть полог неведения, продемонстрировав тебе глубины человеческих эмоций. Ты думаешь, что она ответит тебе взаимностью?

Я молча слушал его. Он был прав, как обычно. Она не сможет ответить мне тем же, поскольку для нее чувства пока наглухо закрыты. Лана попросту исполняет приказы, а все, что идет вразрез с ними вызывает у нее только страх и панику. Почему я вообще рассказал ей о планах Луция? Нет, она не предаст нас, в этом я уверен

– Ты прав. Я выполню свою часть уговора.

Луций раскинул руки, словно пытался обнять весь мир.

– Отлично! Тогда дело за малым. – в его голосе засквозил смех. – Ты видел Его «Творение»? Это же пустышка, Эль. В нем нет ничего, что было бы достойно уважения. И знаешь, что самое главное? Именно ему доступны в полном объеме эмоции.

Внезапно его голос перешел на крик. Тонкое лицо исказила гримаса ненависти.

– Ты понимаешь, что это значит, Эль?! Оно способно любить, чувствовать боль, радоваться или страдать! То, что было сокрыто от нас доступно ему в полном объеме! Мечтаешь о Лане?! И что дальше с ней ты будешь делать?! Ты способен чувствовать вожделение или страсть?! Для тебя это набор букв, не более. То, что ты называешь любовью, в настоящий момент представляет собой смесь жадности и себялюбия. Ты попросту хочешь обладать ею, словно вещью. Чтобы она всегда находилась возле тебя. Не более. И ты отлично знаешь, кто в этом виновен!

– Луций, пообещай мне… если у нас получится, ты сможешь пробудить во мне и в ней настоящие чувства. Я знаю, у тебя хватит на это сил.

Он открыто улыбнулся. Я знал, что его слово нерушимо.

– Даю слово, Эль. Я выполню твою просьбу. Вот только смотри, чтобы сам об этом не пожалел.

Я открыл глаза. Светало. Доминик сидел на своем лежаке, в который раз перечитывая Библию. Значит пора вставать.

Все домашние дела в виде разжигания камина и готовки завтрака прошли без разговоров. Старик молчал, а я сам не начинал беседу. А что говорить, если у меня нет оправданий? Да и нужны ли они вообще?

В ворота громко постучали. Когда я их открыл, то увидел местного начальника стражи с группой народа. Они кричали, показывая на меня пальцем. Сзади послышались шаркающие шаги, подошел Доминик.

– Святой отец, извиняйте за вопросы, однако, стало быть, вы вчера последний, кто посетил Стремора. Итого, я не в коем случае не хочу вас обвинять, но все указывает именно на вас и этого, гм, молодого человека.

Доминик поднял голову и взглянул на толпу. Он медленно обвел ее взглядом, посмотрел мне в глаза, затем снова обратил свое внимание на стражника.

– Ты хочешь знать, кто виновен в случившемся? Тогда, мальчик. Я отвечу тебе. – его голос взвился. – Я отвечу всем вам. Виновник в этом только я. Я виноват в том, что поспешил к нему в дом и смазал нарывы. Если бы не это, ему не стало бы легче, и он не доковылял бы до камина, чтобы подложить хвороста. В таком случае, головешка бы не выпала из него, и не затерялась бы под лежаком, что стало причиной воспламенения. Но прежде, чем судить меня, ответьте только на один вопрос: виновен ли я в том, что потерял всю жизнь, помогая односельчанам бороться с недугами. Если и впрямь, вы считаете меня убийцей, да будет так. Я готов сложить свою голову ради ваших принципов, но я не позволю схоронить вместе со мной человека, который даже не заходил в тот дом.

Он твердо взглянул на меня. Я не понимаю. Сперва он описал, чем закончится болезнь той пары, чем фактически загнал меня в угол. Затем он не разговаривал со мной, а теперь готов отдать свою жизнь ради моей сохранности. Что-то за этим кроется.

Толпа начала отводить глаза, потихоньку расходиться. Стражник, видимо не ожидавший подобного ответа, остолбенело стоял на пороге жилища. Затем он тряхнул головой:

– Спасибо, святой отче, что рассказали о случившемся. Больше вопросов, стало быть, не имеется. – с этими словами он развернулся и потопал вниз по тропе.