— У меня такое ощущение, будто мы взломщики, — сказал Игорь. — Бродим по чужим помещениям, сейчас будем жрать чужую еду… — Он глупо, совершенно не к месту улыбался. Наверное, вспомнил вдруг о чем-то очень приятном.

Жанна грациозно двигалась, влезая в свитер.

— Почему взломщики? — возразила она сквозь шерсть. — У тебя официально есть ключи от кафедры, а на кафедре есть официальные ключи от остальных дверей. В конце концов, что нам в лаборатории делать?

«Действительно, — подумал Игорь. — В лаборатории диван не предусмотрен. А здесь, у заведующего кафедрой — о, еще как предусмотрен».

Чай заварили прямо в стаканах, чтобы быстрее. Сухари и сушки были высыпаны из кулька на тарелку. Наконец, главное — коробка с недоеденным тортом, оставшимся от вчерашних кафедральных посиделок, по праву заняла центр композиции.

Игорь безжалостно вонзил чайную ложку в кремовую розочку и наполнил рот густым, сладким, изысканным. Затем приложился к стакану вытянутыми в трубочку губами, отхлебнул, обжигаясь. Жанна села на стул рядом. Взяла с тарелки сухарь, громко куснула и тоже склонилась над черным дымящимся пойлом.

— Ладно, — он неожиданно встал. — Надоело в темноте, я включаю свет.

Она вскочила следом.

— Подожди, сейчас посмотрим… — и порхнула к окну.

Момент: ее обтянутый силуэт застыл на фоне ночи. Игорь тоже застыл, глядя на нее.

И вновь — словно жаром окатило, снизу вверх, из штанов в голову. Нежность наполнила током крови все, что полагалось, нежность больше не желала вмещаться — ни в голове, ни в штанах. Молодой человек забыл про свет. «Подойти, — думал он. — Сзади. Обнять. Она положит мои руки себе на грудь…»

— Иди скорей сюда, — глухо сказала Жанна.

— А? — выдавил он, мучительно просыпаясь.

Послушно подошел. Сзади. Но обнять любимую женщину не смог, потому что в институтском дворе были люди. Два темных субъекта, один за другим огибая лужу, перемещались в пространстве фонаря. Каждый тащил нечто тяжелое, ящикообразное. Плюс еще один — впрочем, тот уже скрылся под аркой, ведущей из второго двора в третий.

— Они нас не заметят? — спросила Жанна.

— Снаружи ничего не видно, — квалифицированно объяснил Игорь. — Тем более, второй этаж… — Он напряженно всматривался. Когда двор опустел, раздраженно добавил. — Вот вам и уединились. Романтика, называется!

— Кто это был? — кинула Жанна очередной вопрос.

После минуты мозговых усилий Игорь подвел итог:

— Ни фига понять невозможно.

Столь отточенная формулировка позволила вернуться к ужину. А что еще оставалось делать? Неопознанные субъекты больше не появлялись, ни темные, ни светлые, ни какие иные.

— Вот бы сейчас влипли, — угрюмо констатировал Игорь, отрезая при помощи чайной ложки новый кусок торта. — Включили бы свет, а они сразу к нам — мол, дорогие коллеги, предъявите ваше разрешение на работу в ночь.

— А мы им: «Предъявите ваше». Вряд ли у них найдется.

— Никогда не ел ничего вкуснее, — удивился он, трогательно чавкая.

— Изголодался, — ласково сказала она, хрустя на всю кафедру. Вдруг легко приподнялась и пересела со своего стула к нему на колени, оставив чай недопитым. Обняла его за плечи, прижалась к теплому телу. Ее тело было еще теплее. — Боже, какой ты у меня хорошенький! Извини, что я тебя так… Кормлю сухарями вместо яичницы. Совсем тебя не жалею…

— Тортом, — улыбаясь, поправил он. — Тортом кормишь.

Губы ее были рядом. Запахи ее сводили с ума. На коленях у него сидела женщина, его женщина. Разве можно в это поверить? Он поставил стакан, положил ложечку и взял женщину в свои руки именно так, как она хотела — обвил грудь по звериному, по-мужски.

— Колючий, — Жанна уменьшила громкость до шепота. — Об тебя карандаши точить можно.

— Я собирался на даче побриться, но…

— Бедненький мой, небритенький. Писатель мой, гений мой непризнанный… — ничем не сдерживаемая любовь была в ее губах. — Ты кушай, не обращай на меня внимания. Я только посижу чуть-чуть у тебя и успокоюсь.

— Какой я писатель! — откликнулся он невпопад. — Не печатаюсь… Кому я нужен?

— Мне! — обдала она его одуряющим жаром, явно не собираясь успокаиваться. — И вообще, кончай комплексовать. Ты талант, я тебе даже иногда завидую. Особенно, когда ты где-то там, в облаках. Я-то ни на что не способна, дура… Кстати, почему тебя не печатают? А в «Русских горках»? Первая публикация, не все же сразу.

Теперь она говорила с неожиданной серьезностью.

— Подумаешь, в газете напечатали, — он скривился.