– Очень благородное дело – давать знания.

– Дело-то важное, а вот люди не понимают этого. Многие опять не ходят.

– Надо было мне сразу сказать! – возмутился милиционер. – Завтра же все будут ходить на занятия.

– Соат, мне не совсем по душе, что ты делаешь это насильно, под угрозой.

– Зато, когда станут образованными людьми, скажут мне спасибо, как я говорю Кириллову, что выучил меня грамоте. Семен поддержал Соата:

– По-своему, но Соат верно мыслит. Разве эти люди виноваты, что родились не в Москве, а здесь, в пустыне? Разве они виноваты, что их родители не знают, что такое образование, культура? Если их не заставлять, то в этой пустыне никогда не зацветут сады. Так что в этом случае сила оправдана. Надо быстро строить социализм, затем коммунизм, чтобы как можно больше людей увидели этот рай на земле.

– Лишь отчасти я согласна с вами. И все же лучше убедить людей, хотя, разумеется, на это потребуется время.

Однако Соат стоял на своем и даже готов был горячо спорить, твердя, что его народ понимает только силу и власть. Таким образом без принуждения тут не обойтись. Ему не терпелось изменить жизнь своего аула как можно скорее, и неважно, каким образом это будет сделано. Но Света прервала его, напомнив о своих занятиях в школе. Она заспешила по улице, перекинув кожаную сумочку через плечо. Соат проводил ее глазами и тяжело вздохнул.

– Она тебе нравится? – спросил Семен.

– Да, очень, – и юноша стыдливо опустил голову за свою откровенность.

Некоторое время они шли молча. Внезапно Семена осенила мысль: разговор о любви этого азиата к русской девушке может ему раскрыть психологию кочевника-похитителя и ответить на вопрос, способен ли кочевник на такое? Верна ли версия милиционера Саши, что девочку могли украсть, чтобы сделать из нее невесту?» Поэтому Семен завел беседу о чувствах Соата:

– Любовь – это прекрасное чувство, и не нужно его стыдиться.

– Я хочу, чтоб Света стала моей женой, но не знаю, как она… – и снова смутился.

– А чем тебе не по душе местные девушки. Это твой народ, они ближе.

Семен задал этот вопрос намеренно.

– Сам не раз думал о том же.

– Не стыдись меня, говори все, что на душе. Для меня это важно.

– Она нравится из-за желтых волос, белой кожи, глаза какие-то красивые. И одевается как-то просто, красиво. Наши девушки не такие, совсем не такие: кожа темная, глаза узкие, платье некрасивое, как мешок. Еще лицо скрывают платком, когда видят мужчин.

– Скажи, а другим вашим парням тоже нравятся русские девушки и они хотели бы иметь светлых жен?

– Думаю, да. Местные парни не отказались бы от таких невест, если те захотят жить по мусульманским обычаям.

– А как их родня отнесется к невестке-иноверке?

– Такая им не нужна. Например, я знаю, что моя мама будет против Светы, хотя весьма уважает ее родителей и вообще русский народ. Да, мама работает у геологов, уборщицей.

Здание милиции оказалось маленьким и прилегало к другим – из жженого кирпича с черепичной крышей. У крыльца стояла коляска, обтянутая черным брезентом. Как только они вошли туда, Семен ощутил приятную прохладу. В полутемном коридорчике на скамейке дожидались начальника двое мужчин средних лет в легких изношенных халатах и чалме. Как требует того обычай, Соат поздоровался с каждым, спросил о делах, о здоровье и после завел Семена в кабинет.

За столом сидел мужчина лет пятидесяти крупного телосложения с большой лысиной и пышными усами. Его фуражка лежала рядом с папками и стеклянной круглой чернильницей. Увидав приезжего с культурной внешностью, начальник милиции решил, что это какой-нибудь проверяющий чиновник из области. Кириллов вышел из-за стола и крепко пожал ему руку. Соат представил гостья:

– Это Семен Розенталь, он из Москвы.

Кириллов удивился еще больше: каким ветром занесло столичного человека в их степь? Тогда Семен рассказал об исчезновении дочери и просил срочно организовать поиски. Начальник выслушал столь невероятную историю, и его лицо приняло озабоченный вид. Даже для него – знатока Азии – этот случай просто загадочный. И тут Соат вынул из кармана свернутый листок и протянул начальнику:

– Это от милиционера Саши Шведова с московского поезда.

Кирилов вернулся к своему рабочему столу и уткнулся в письмо. Соат сел рядом с Семеном, и оба уставились на главного милиционера.

– Товарищ Розенталь, кем вы работаете? – спросил он, дочитав до конца.

– Главным инженером на электромеханическом заводе.

– Вы член партии?

– Да, с 1928 года. Но какое это имеет отношение к поиску моей дочери?

– Причина этого преступления мне видится в следующем. Я не исключаю, что это политическое дело: скажем, враги социализма решили навредить вашей семье, то есть семье большевика. Вы же сами знаете, да и в газетах постоянно пишут об активности врагов народа. Они хотят подорвать экономику нашей страны и политику товарища Сталина. Поэтому, согласно инструкции, в первую очередь я должен проверить версию политического преступления.

– В этом деле нет никакой политики, – возразил Семен. – Я не столь крупный начальник, чтобы затевали против меня такую провокацию, да ко всему же в пустыне. Ну, сами посудите?

– А вам не пришло в голову мысль, что поезд могли остановить умышленно, якобы для ремонта?

– Хорошо, но зачем им красть ребенка, для чего?

– Чтобы шантажировать вас и заставить заниматься вредительством на вашем же заводе. Я бывший слесарь и знаю, что моторы вашего завода весьма важны для страны, это сердце промышленности. Вы знаете не хуже меня.