Шрифт:
Только ни того, ни другого больше не существовало. В лицо врагу рычало древнее, изначальное существо, чье имя воин слышит лишь раз в жизни – при втором настоящем рождении.
И это существо выпустило из рук оружие. Потерявший опору хьюгг придвинулся вплотную, дыхнул в лицо смрадом. А существо оскалило зубы… Нет, оно улыбнулось, обхватило руками его голову и мощно потянуло к себе. Оно разомкнуло челюсти…
Оно прокусило, продавило кожу и мясо до костей.
Рвануло на себя и в сторону.
Выплюнуло кусок щеки и нос на землю, подхватило посох…
Голых тел вокруг становилось все меньше и меньше, уже не свистели стрелы. Мелькали меховые рубахи лоуринов, но существо их не видело – они были ему не нужны. Оно хотело крови, хотело чужих жизней. Оно хотело бить – по плечам, по лицам, по затылкам…
…Стальные клещи сомкнулись на лодыжках. Падая лицом вперед, Семен попытался извернуться корпусом и достать-таки того, кто сзади, – достать, обязательно достать!!
Но лицо ткнулось в серый олений мех, такие же клещи сомкнулись на запястьях, сверху навалилась неподъемная тяжесть, и наступила тьма…
Вода попала в ноздри, Семен закашлялся и открыл глаза. Он ничего не увидел, потому что кашлять оказалось так больно, что выступили слезы. Семен хотел утереть их, но обнаружил, что шевельнуть руками не может – придавлены. Тогда он покрепче сжал веки, чтобы отдавить слезы, и вновь открыл глаза. Черное размытое пятно над ним обрело резкость.
Бизон. Смотрит на него и улыбается. Не сурово и скупо, как воин Черный Бизон, а как тот наивный и робкий туземец, который считал себя мертвым и которого Семен долго кормил «с ложечки».
– Вернулся, Семхон!
– Мои руки?
– Да отпустите вы его! – сказал кому-то бывший Атту.
Руки тут же обрели свободу, и Семен понял: их прижимали к земле вот эти два незнакомых воина. «Чего это они со мной так? И откуда взялись здесь? Или я благополучно переселился в Верхний или Нижний мир?
– Мы в каком мире, Бизон? Ты тоже помер? Тебе еще не надоело этим заниматься?
Воин оскалил в улыбке широкие желтоватые зубы:
– Мы в Среднем мире, Семхон! Я не хочу больше умирать, да и ты тоже, правда?
– Ну, не знаю… А вы откуда взялись?
– За тобой пришли. Вожди пяти племен послали людей.
– Всех пяти?!
– Конечно! Только тарбеи с минтогами остались воевать в степи. Если пойдем быстро, мы встретимся с ними.
– Ох-хо-хо… Знаю я вашу ходьбу! Вы когда медленно ходите, за вами не очень-то, а уж быстро… Нет, Бизон, я тебе сразу скажу: быстро мне за вами не угнаться! Даже и не думай!
– Интересно, а за кем тебе угнаться? – хмыкнул незнакомый воин.
– Да уж, Семхон, – кивнул лохматой головой Бизон. – Ты рассказывал, что в будущем люди научились передвигаться, не шевеля руками и ногами. Мы так тоже умеем…
Семен лежал на утоптанной земле посреди поселка хьюггов. Как только ему отпустили руки, он приподнялся на локтях, чтобы удобнее было общаться. Вообще-то, говорить было трудно, потому что очень болели и шатались в своих гнездах передние зубы, а два из них, кажется, были сколоты и царапали язык. Вокруг ничего уж совсем необычного не было: покатые крыши жилищ, валяются окровавленные трупы, знакомые и незнакомые мужчины в меховых рубахах ходят туда-сюда, вытаскивают из тел стрелы, выясняют, где чья, неторопливо снимают скальпы. Все хорошо, все нормально, только почему так странно смотрит на него Бизон? И вот эти двое? Кажется, один из них пейтар, а другой – бартош. И что это за дрянь вот тут, совсем рядом? Что, убрать не могли?
Семен хотел отодвинуться подальше от этого кровавого месива. Но у него ничего не получилось, наоборот, оно даже зашевелилось – фу, гадость!
Он уже хотел попросить мужиков убрать от него это, но понял, что ничего не выйдет.
От ЭТОГО не отодвинуться, ЭТО не убрать в сторону.
Потому что ЭТО – его тело.
Боль вернулась. И осталась навсегда.
Был ДЕНЬ ТРЕТИЙ
Его окончания Семен не запомнил.
День, ночь. Солнце, ветер. Хмурое небо и моросящий дождь. Опять солнце. Длинная вереница людей в степи. Бесконечный медленный бег. Или быстрый шаг, за которым не угнаться обычному человеку. Час за часом, километр за километром, с утра до вечера.
Из слег, когда-то подпиравших кровлю жилища хьюггов, ремнями скручена грубая рама. На нее натянута шкура. На ней лежит воин Семхон Длинная Лапа. И его боль.
Никто не устанавливал очередности, никто не считал шаги и не засекал время. Просто иногда один из воинов покидал свое место, догонял носилки и подставлял плечи под грубо оструганные палки. Вначале их было человек сорок, и за день они успевали смениться два раза. Потом часть отстала и приняла бой. Никто из них не вернулся. Потом еще человек десять покинули строй. Оставшиеся продолжили свой бег, и крики схватки затихли вдали за их спинами.