Старуха его опередила, и Николай с облегчением обнаружил, что понимает ее:

– Покажи бок!

«Ответить ей, ради эксперимента? Гадство: все-таки зазнобило, и зубы стучат».

– З-зачем?

– Давай, показывай – лечить буду!

Николай повернулся раненым боком к огню, и старуха, наклонив голову, стала всматриваться в царапину. Потом она понимающе гмыкнула, поднялась и вышла под дождь. Через пару минут она вернулась, предварительно отжав под навесом волосы, и положила возле огня длинную палку. При ближайшем рассмотрении это оказалось тем самым копьем, которым Николая чуть не закололи.

Его уже трясло на всю катушку. Он знал за собой такую особенность: вроде и не холодно, но будет колотить, пока не обсохнешь. Хозяйка, похоже, заметила его состояние и поползла куда-то в темноту. Она некоторое время чем-то там шуршала, а потом бросила Николаю мягкий комок. Это была его любимая и почти сухая рубаха-энцефалитка!

– Сп-пасибо!

Кое-как он натянул ее на мокрое тело. Ткань непривычно коснулась затылка, и Николай вспомнил про плешь:

– Эт-то т-ты отрезала мне волосы?

– Конечно! – старуха пожала плечами с таким видом, будто он спрашивал о чем-то само собой разумеющемся. Она подсыпала чего-то в миску и вновь стала размешивать пальцем. Николай мысленно плюнул на все и стал расшнуровывать ботинки.

«Что ж, подведем итоги: битва выиграна, дождь льет не переставая, рассветать снаружи не собирается, штаны и носки свисают с потолка, и на них, кажется, не капает. Что еще? А, хозяйка собирается меня лечить! Вот уж чего у меня никогда не было, так это доверия к народной и тем более к первобытной медицине. Сказок о ней, конечно, и читано, и слышано немало, но… известная науке продолжительность жизни доисторических трудящихся говорит сама за себя. Так что лучше уж я как-нибудь сам…»

Николай выбрался под навес, задрал рубаху и стал промывать рану собственной мочой по Женькиному методу. «Скорее всего, это просто царапина, но все равно как-то грустно: вот я, такой старый и усталый, брожу по чужим мирам, а дома… Не многовато ли приключений для одного сезона? То меня застрелить пытаются, то зарезать…»

Первобытного лечения Николай опасался напрасно: старуха вновь потребовала, чтобы он продемонстрировал ей бок, но мазать стала почему-то не рану, а… оружие, которым она была нанесена. При этом она что-то шептала, обращаясь к куску то ли кремня, то ли обсидиана, который был примотан к палке в качестве наконечника. Закончив медикаментозную часть лечения, она подползла к входу и выставила копье под струи воды, стекающие с навеса.

– Ну что, полегчало?

– Полегчало, хозяйка! Явно полегчало!

– То-то: к утру пройдет!

– Конечно, пройдет… А… скажи, пожалуйста, зачем ты мне волосы отрезала?

– Так ведь силы у меня уже не те: с одеждой могло и не получиться. А с волосами – дело верное!

– Какое еще дело?! Что должно получиться?

– Как это «что»?! А если тебя мирланы приманят? Или динкары? Что смотришь? Думаешь, раз у них есть свой заклинатель, значит, они и безобразничать не будут? Жди, как же! Это такой народ…

– Погоди, погоди, давай по порядку, а то получится разговор немого с глухим! Представь, что я малый ребенок и совершенно ничего не понимаю и не знаю. Я так хочу! Понятно? Скажи для начала… кто я?

– Ты?! Ну… заклинатель, конечно.

– Мд-а-а, и что же я заклинаю? Вот только не надо делать квадратные глаза и бегать по потолку! Не надо!! Отвечай лучше!

– Ты – заклинатель дождя!

– Замечательно! Едем дальше: а ты кто?

– ?!

– Опять? Отвечай!!

– Я – твоя жена, разумеется…

Николай почесал плешь на затылке и, покачиваясь из стороны в сторону, негромко и тоскливо завыл по-русски: «…Но там, в стране дале-е-екой, есть у меня жена!…» Да!

Хозяйка отреагировала как-то странно:

– Прекрати!! Зачем?! Еще рано – пусть пока идет.

– Кто идет?

– Дождь.

– Конечно, пусть идет – над нами не капает. Так ты что… решила, что я собираюсь его останавливать? Таким вот образом? Это забавно, но… кое-что проясняет! Значит, вы… Ладно, делаем так: раз я великий заклинатель дождя, то дай мне чего-нибудь поесть!

Просимое Николай получил незамедлительно: миску с размоченными в воде зернами. На вкус это оказалось еще хуже, чем на вид, но выбирать не приходилось. Пока он жевал эту несоленую, скользкую гадость, в мозгах его слегка прояснилось, и он составил нечто вроде плана допроса или расспроса. Претворить его в жизнь оказалось труднее, чем придумать, но он не сдавался и узнал много интересного.

Так, например, оказалось, что он напрасно переживал за свою невинность – сейчас действует строжайшее табу на половые сношения. И будет оно действовать еще долго – до первых… чего-то там – то ли ростков, то ли колосьев. Николай плохо понял, как получилось, что его скромная персона была сочтена достаточно важной – скорее всего, просто совпало так, что он появился в нужное время в нужном месте. Выловили его действительно в результате совершения некоего действа над его следом. Тут расспросы были почти тщетными: способы мышления оказались несовместимыми. Сколько ни задавал он каверзных вопросов, старуха ни на секунду не желала усомниться в эффективности данного метода: другое дело, что существует масса мелких деталей, при несоблюдении которых должный результат может не получиться. То же самое с его рубахой и волосами. То есть, по-хорошему, надо было бы, конечно, сломать ему голени, как сейчас поступают везде, но она считает, что действовать старым проверенным методом надежнее. Что именно старуха делала с его волосами и рубахой, сообщить она наотрез отказалась.