Язык – инструмент разума, выражение или проявление его силы. Так принято считать. Однако, присмотревшись к языку, мы видим, что он застрял на примитивных стадиях развития. Это подтвердит каждый, у каждого из нас был опыт общения с людьми, ставивший нас в тупик. Вы считаете, что сказали одно, а ваш собеседник услышал от вас совсем другое. Такие слова, как «Бог», «правда», «вечность» и «я», вводят нас в определенный транс, вызванный нашей обусловленностью. Вместе со словами мы слышим их историю, влияющую на смысл.

Возможно, когда мы впервые услышали слово «Бог», оно запечатлелось у нас на уровне ребенка, пришедшего в воскресную школу. Скорее всего, мы представляли большого добродушного отца, который за хорошее поведение окружит нас заботой и любовью. Потом мы повзрослели, но это слово продолжило на нас влиять. Бог по-прежнему «кто-то». Возможно, со временем мы научимся вопринимать Бога как некое присутствие, но и о нем будем думать как о существующем «где-то».

То же можно сказать и о слове «правда». Его мы слышим в контексте семейной правды, правды племени, правды культуры. У каждого, кто слышит это слово, оно вызывает соответствующие подсознательные значения.

В еще большей степени сказанное применимо к слову «я». Его мы усложнили в разы, разделив «я» на высшее и низшее. Каждому соответствуют многочисленные описания и определения, вносящие лепту в общую запутанность. Высшее «я» традиционно считается «хорошим», устремленным к Богу, а «низшее» – «плохим», нисходящим к дьяволу. Все это – примитивный, обусловленный транс. Чтобы избежать недопонимания, хочу еще раз обратить внимание на смысл некоторых моих слов – он может отличаться от привычного вам. И окажется, что вы неправильно меня поняли.

Употребляя слово «Бог», я не говорю о чем-то, что может хоть на мгновение быть отделено от всего остального. То же относится и к слову «правда». Я говорю не о той правде, которая подвержена изменениям, на которую влияет личное мнение или результаты голосования. Я имею в виду неизменную правду. Когда использую слово «я» или «вы», говорю об истине или о правде, составляющей суть – основу – каждого из нас. Эта правда не переводится в мысли, ее нельзя утаить, разделить на высшую и низшую, хорошую и плохую, потому что она – не предмет. Вас не может ограничить или заключить в себя никакая мысль, высокая она или низкая, хорошая или плохая. В равной степени «Бог» и «правда» – понятия вне мыслительных категорий.

В раннем детстве, в самом начале жизненного пути, мы легко овладеваем навыком получения желаемого. Младенцы в основном хотят еды и на уровне инстинкта знают: стоит заорать во все горло, и тебя накормят. Однако период, когда желаемое можно получить с помощью крика, быстро проходит. И тогда дети пускают в ход другой механизм: пытаются очаровать взрослых ослепительными улыбками, невинным лепетом и иными приемами из арсенала малолетних соблазнителей. Правда, когда подчеркнуто хорошее поведение не дает результатов, дети пробуют вести себя подчеркнуто плохо.

Мы подрастаем, идем в школу, учимся читать, писать, считать. Наши цели расширяются и усложняются. Кирпичики школьных знаний позволяют нам усвоить не только родной, но и иностранные языки. Мы учимся выражать мысли письменно: сначала в простых фразах, затем в более сложных.

Обучение продолжается, и то, что вчера казалось нам верхом достижений, сегодня становится обыденностью. Нам хочется большего. Мы задумываемся о будущей карьере, примеряем профессии. С годами стратегии получения желаемого усложняются.

Если наша жизнь не отягчена болезнями, страданиями или необходимостью с ранних лет зарабатывать на кусок хлеба, в какой-то момент в нас пробуждается желание правды. Не «моей» правды, а реальной правды, окончательной и вечной. Сразу скажу, такое желание возникает не у всех. Остается только гадать, почему одним это важно, а другим нет. Но желающих найти правду ждет разочарование: они ее не находят. Почему? Поиски правды представляются им чем-то вроде получения новых внешних знаний, и в этом ошибка. Что же делать? Взрослый человек не может затопать ногами и закричать: «Хочу правды!» Тем более что детский метод ничего не даст.

Видя, что для удовлетворения настоящего духовного желания все интеллектуальные ухищрения бесполезны, мы, конечно же, не кричим, как дети. Мы обращаем крик в молитву: «Помоги мне! Приведи меня! Покажи мне!» Мы можем молиться с усердием и неистовством, но снова не получаем желаемого. Поглощенные молитвой – вернее, внутренними воплями, – мы не замечаем, что желаемое – рядом. Убедившись в бесполезности молитв, ищем новые способы. День за днем, месяц за месяцем, год за годом. Мы погружаемся в чтение духовных книг, ходим на семинары, занимаемся медитациями… и все безрезультатно. Если человек чувствует, что приближается к концу жизни, а желаемая правда не найдена, ему остается утешаться тем, что в следующей жизни поиски увенчаются успехом.