Войдя в спальню короля, Филипп Орлеанский застал там Бонтана, Марию Терезию и Фабьена. Все они смотрели на Клодину. Она удерживала волосы короля, одновременно подставляя ему ведро. У Людовика была обильная рвота.

– Что она здесь делает? – спросил Филипп, косясь на Клодину.

– Это новый врач короля, – пояснила Мария Терезия.

– Его величество затребовал ее к себе, – добавил Бонтан.

– Мой брат сейчас в таком состоянии, что может затребовать себе луну в подставке для яиц! Но вряд ли вы станете исполнять его требование! – сердито закричал Филипп. – Докатились! Здоровье короля оказалось в руках какой-то девчонки! Моего брата нужно срочно перевезти в Париж. Там он быстро поправится. Я приготовил свою карету.

– Состояние его величества не позволяет ехать, – сказала Клодина, не сводя глаз с короля.

– У меня прекрасная карета. Самое большее – час езды.

Королева покачала головой:

– Дорога может его погубить.

– Этот дворец – вот что губит, – бросил Филипп, зло глядя на Марию Терезию.

Ночь во дворце была беспокойной, во всяком случае для тех, кто знал об истинном состоянии короля. Ранним утром королевский совет вновь собрался в Салоне Войны. Кольбер, Лувуа, Бонтан и Роган стояли у стола. Генриетта и Мария Терезия сидели на стульях перед окнами.

– Та часть знати, которая враждебно настроена к королю, поспешит утолить свое злорадство, – сказал Роган. – Я в этом не сомневаюсь.

– Откуда у вас такая уверенность? – поморщилась Мария Терезия.

– Роган прав. Эта публика слишком предсказуема, – ответил ей Лувуа.

– Слухи бывают губительнее самой горькой правды, – сказала королева.

Фабьен, который тоже находился в Салоне Войны, достал из своего портфеля лист бумаги.

– Я составил список. На одной стороне листа перечислены люди, в чьей преданности королю я уверен. На обороте – его противники.

Дверь стремительно распахнулась, и вошел опоздавший Филипп. Вид у него был сердитый и обеспокоенный.

Роган протянул руку к списку:

– Позвольте взглянуть.

Фабьен отодвинул лист.

– Осторожнее, – холодно произнес он. – Мой отец был печатником. Я очень трепетно отношусь к бумаге.

Роган принялся ходить вокруг стола.

– Вся Франция должна сейчас возносить молитвы о скорейшем выздоровлении короля. Пусть все, кто любит его, соберутся вместе. А те, кто всегда ему противился, пусть нынче проявятся во всей своей неприглядной красе.

– Отличная мысль, – кивнул Маршаль.

– Я сама поговорю с епископом Боссюэ, – вызвалась королева.

– Но вопрос о регентстве по-прежнему актуален, – напомнил Роган.

– Неужели никто не выскажется за мою кандидатуру? – спросил Филипп, подходя к ним.

– Ваше высочество, вы обладаете несомненными достоинствами, – издалека начал Кольбер. – Но нас настораживают те, кого обычно видят рядом с вами и кто непременно воспользовался бы вашим положением регента.

– Что ж вы боитесь назвать имя Шевалье? – поморщился Филипп.

К мужчинам подошла Мария Терезия. Когда она заговорила, обратившись к Филиппу, в ее спокойном голосе ощущалась королевская властность:

– Нам нужен человек, чье поведение более отвечает положению правителя. Тот, кто независим в своих суждениях и решениях. Надеюсь, я высказалась достаточно ясно.

Филипп, явно не ожидавший критики в свой адрес, растерянно заморгал. Потом, обретя прежний апломб, пробормотал:

– Яснее не бывает.

– По моему мнению, ее величество и господин Кольбер – наиболее подходящие кандидатуры. Там, где это необходимо, они способны проявить и достаточную твердость, и гибкость, – сказал Бонтан.

– Будем считать вопрос решенным, – резюмировал Кольбер.

Члены королевского совета покинули Салон Войны.

Слова королевы больно ударили по самолюбию Филиппа Орлеанского. Это был упрек, хотя и завуалированный, а Филипп терпеть не мог, когда его упрекали. К тому же он жаждал действий и понимал, что действовать ему сейчас не дадут.

Войдя к себе, он застал там Шевалье и дорожный сундук с поднятой крышкой, куда лакей укладывал одежду его друга.

– Не забудь собрать мою обувь, – распоряжался Шевалье. – И уложи все рубашки, что на кровати. Только, ради бога, ничего не порви.

– Чем это ты занят? – спросил Филипп, с шумом захлопывая дверь.

– Дворец полон самых нелепых слухов, – вздохнул Шевалье, почесывая затылок. – У меня от них уже голова идет кругом. Чтобы окончательно не сойти с ума, я решил на несколько дней удалиться в Париж.

Филипп встал между Шевалье и слугой:

– Помнится, ты говорил мне, что из меня получился бы великий король.

– Я и сейчас могу это повторить.

– А я сейчас не просто так болтаю с тобой! Что ты задумал? Ты же дал мне клятву.