Все Уолтеры, даже самые жалкие из Джесс-Уолтеров, понимали теперь, в чем состоит цель его существования – в экстазе! Он швырнул скульптуру в стену, жаждая кого-нибудь зашибить – нет, кого-нибудь задушить!

Планы и замыслы роились в нем, но он не мог в них разобраться. Какая-то его часть знала, что он должен казаться обычным Джесс-Уолтером, тогда как большая его часть рычала и вопила, жаждая одного: производить в чужих глазах – в любых глазах, во всех глазах без разбора – эти выражения, от паники и ужаса до покорности.

– О, Уолтер! – послышался огорченный голос Джесс. – Ты разве забыл, что мы с тобой обедаем в столовой для старшего персонала?

На лице скромного солдата изобразилось раскаяние – на свете существует так много выражений лица, большинство из которых предназначены для того, чтобы скрывать правду и вводить в заблуждение.

– Мне так жаль, Джесс, и я ведь тоже с нетерпением ждал этого.

Она засмеялась и взяла его под руку.

– Мой дражайший из всех помощников, это не имеет значения! Я знала, что ты забудешь, поэтому нарочно пошла искать тебя заранее.

Меню в столовой для старшего персонала, которую посещали постоянно лишь восемь или девять человек, было высшего качества, а обслуживали клиентов два официанта. Обедать там, если ты не принадлежал к старшему персоналу, было редкой честью.

Джесс выбрала коктейль из креветок и свиные ребрышки, но Уолтер направил взгляд в сторону французских блюд: мясного рулета и говядины по-бургундски.

– Ты чувствуешь себя лучше? – спросил ее Уолтер.

– Если ты по поводу Иви, то да, я оправляюсь от шока. Но это не важно. А важно то, что я самым бесчестным образом забросила тебя. Но не падай духом! Теперь уже очень скоро я собираюсь сесть с тобой и пройтись по тем новым проводящим путям, которые ты открываешь с такой поразительной скоростью. Это просто замечательно.

– Я и сам это чувствую, Джесс.

– Есть что-то, что особенно улучшает твое самочувствие?

Как бы она отреагировала, если бы он ответил: «Да, душить людей»?

Вместо этого образцовый солдат сказал:

– Я продал свою скульптуру доктору Мелосу за сто баксов. И мне это понравилось.

– Уолтер, я так за тебя рада! Похвала из уст Ари Мелоса – редкий комплимент. Если бы он не думал, что у тебя настоящий талант, он бы никогда не расстался со своими бесценными деньгами.

– Приятно, что это так, – сказал он с довольным видом.

– Можешь ты описать свое чувство? – спросила Джесс.

Нахмурившись, Уолтер вдумался в вопрос.

– Я не уверен… Наверное, как увидеть по-настоящему красивую бабочку?

– Тогда ты почувствовал нечто большое, чем просто приятность. Ты был в восторге.

– Точно! – воскликнул Уолтер. – В восторге. – Он съел кусок говядины. – А есть лучшие слова, чем «в восторге», Джесс?

Изумленная Джесс засмеялась.

– Боже, ты одержимый! Лучше, чем «в восторге»… Можно испытывать подъем духа. Быть в исступлении. Быть вдохновленным. Это зависит от того, что ты обсуждаешь, Уолтер, – преодолевая волнение, подыскивала она слова. – Верное слово, это такое, которое соответствует ситуации или душевному состоянию.

– Буду ли я испытывать подъем духа, если сработает какое-нибудь сделанное мною лабораторное приспособление?

– Вероятно, нет.

– А если я изваяю что-нибудь потрясающее?

– Ты либо испытаешь подъем духа, либо будешь чрезмерно критичным.

– Чрезмерно критичным?

– Художники редко бывают довольны своей работой, Уолтер.

В конце трапезы, как раз когда Джесс собралась побеседовать с ним по-настоящему, Уолтер начал моргать, ерзать на стуле, и было видно, что ему дискомфортно.

– Джесс, пожалуйста, извини меня.

– Что случилось? – встревожилась она.

– У меня начинается мигренозная аура.

– Опиши ее, – коротко бросила доктор.

– Высоко, с левой стороны от меня, большой предмет в виде бумеранга. Он сделан из сверкающих фиолетовых и желтых дротиков и ползет вниз.

– О боже! Да, это мигренозная аура, Уолтер. Головная боль будет с левой стороны и может начаться в любое время, но если она для тебя типична, у тебя есть в запасе примерно двадцать минут. Немедленно отправляйся в постель.

– Я знаю, у меня такое уже было. Я запрусь у себя.

– Я позабочусь, чтобы тебя не тревожили, – пообещала Джесс. – Нет ничего хуже чужой навязчивости, как раз когда ты установил контроль над головной болью.

Его лицо просветлело.

– О, Джесс, спасибо! Ты меня понимаешь.

– Ты прав, я понимаю. У меня тоже бывают мигрени.

Суббота, 6 сентября 1969 года

Мигрень разыгралась вскоре после девяти, и у Уолтера оставалось два с половиной часа до того, как тронуться в путь. Наилучшим способом заполнить это время было лежать на кровати в совершенно затемненной комнате, не корчась от боли и не стеная. Любое движение, даже вызванное стоном, является настоящей мукой для страдающего мигренью, который лежит как можно спокойнее и старается заснуть. Уолтеру, чей мозг пережил хирургическое вмешательство, был противопоказан морфий. Ему оставалось только спать или мучиться.