– Почему все такое? – хрипло спросила Валентина. – Приближаешься, дома серые, а издали – белоснежное сверкание.

– Это у них облицовка из маленьких блестящих квадратиков, – отозвался дед. – Скоро приедем.

И рассмеялся в предвкушении заслуженного сна. Громко похрапывающая жена начнет торговать, а он отдохнет в своем верном усталом драндулете.

Через полчаса машина остановилась возле метро.

– Пять тридцать, езжайте себе на удачу, всего три станции отсюда в сторону центра, Господь с вами, – напутствовал дед.

– Да не забывайте, что у вас дом есть, родители. Если совсем плохо будет, мы часто здесь во дворах стоим, идите к нам, отвезем на родину, – широко зевая, сказала проснувшаяся бабка.

Ребята поблагодарили, с неимоверным трудом вылезли из машины, но идти не могли еще минут десять. Постояли, покурили. Валентина тихонько скулила – злые мурашки бегали по рукам и ногам и одержимо кусались.

Ровно в шесть они добрели до нужного дома и уперлись в металлическую преграду с кодовым замком. Из нее сразу вышла какая-то девушка – вся в себе – и, похоже, не заметив ребят, рванула к припаркованным машинам. Валентина поймала норовящую захлопнуться дверь на ее медленном излете и затянула Андрея в подъезд.

– Надо сначала позвонить хозяйке, – напомнил он.

– Звони. Но интересно же, как тут.

– Валюш, что интересного в панельном доме?

– Как что? Это же будет наш дом.

– Звони сама.

Они поднялись на четвертый этаж, остановились возле квартиры, и Валентина вызвала забитый в телефон номер. Гудков через десять раздраженный женский голос спросил, что ей нужно. А, выслушав ответ, сообщил, что раньше девяти им никак не увидеться.

– Так вы находитесь не в этой квартире? Ладно, подождем, ознакомимся с ландшафтом, – беспечно сказала приезжая, которой уже чудилось, будто она здесь родилась, выросла и так далее вплоть до сегодняшнего утра. Хотела пересказать короткий разговор нахохлившемуся при обещании ждать и гулять Андрею, но тут чинно отворилась соседская дверь. На площадку вышел крупный лысоватый мужик – образец солидной серости. В проеме маячила хрупкая симпатичная бабенка и долбила его жиреющий загривок обожающими взглядами. Валентина, которая не знала, какие могут быть проблемы, если вокруг люди живут, не раздумывая сказала: – Здравствуйте. Мы из Воронежа, сняли эту квартиру, но приехали слишком рано. У нас три часа до встречи с хозяйкой, мы с удовольствием оглядимся. Нельзя ли бросить у вас вещи? С ними по улицам таскаться в лом.

Николай торопился на работу. Он только согласно кивнул, причем Оксане, и шагнул к лестнице.

– Ставьте, – озвучила кивок та, указав на тертый линолеум прихожей возле двери. – Только в полдесятого я уйду из дома. И еще, заберите все ценное от греха…

– Не беспокойтесь, ровно в девять придем, – уверила Валентина. – Ноутбук, документы и деньги возьмем с собой, они у нас в отдельном пакете. А ценностей нет. Вот, – она рванула молнию и продемонстрировала нутро сумки – какие-то цветные хлопковые тряпочки на дне и ненадеванные босоножки. Оксана попятилась от неожиданности. – Спасибо большое. Хорошие вы люди, нормально будем сосуществовать.

Андрей, не привыкший к таким стремительным контактам, застыл молча. Возлюбленная содрала с него рюкзак, небрежно кинула пожитки в отведенное им место, еще раз поблагодарила. И утащила спутника во двор. А там расхохоталась:

– Слушай, мы помятые, неумытые, бледные, осунувшиеся! Ни дать, ни взять парочка алкашей или наркош. Ладно, идем, куда глаза глядят.

Они мотались по округе все расширяющимися кругами.

– Ого, библиотека… Та-ак, а это поликлиника… Аптека… Супермаркет… «Перекресток».., – радовалась Валентина, будто сталкивалась с друзьями.

Андрей же мрачнел и, наконец, не выдержал:

– Я не понимаю твоей эйфории. Обычный спальный район. Те же дома, то же старье с болонками и дворняжками. Везде битое стекло. Они что тут, маньяки? Если, выпив пиво, не разобьют об асфальт бутылку, им жизни нет? И дворники еще спят. А наши в это время уже метут. И эта унылая рыжая глина кругом! Представляешь, каково здесь после дождя? Весной, когда снег тает? Ни одного угла не срежешь, увязнешь.

В детстве Валентина любила надувать шарики. Хотелось, чтобы каждый стал очень большим. И страшно было получить по губам, если лопнет. Девочка часто щупала прозрачные бока яркого красавца, стараясь уловить момент опасного напряжения. Тогда нужно было гасить азарт и завязывать нитку. Андрей вдруг представился ей таким шаром – еще один выдох, и он разлетится в клочья. Пора было останавливаться:

– Ну, что ты разворчался? Не только воронежские окраины похожи на московские, но и лондонские, и нью-йоркские, и берлинские. Города познаются по центру…

– А центр здесь обшарпанный, грязный, несуразный и сплошь заставленный машинами. У нас, кстати, пресловутая историческая часть лучше сохранилась. Она такая же, только на пару этажей ниже. И улицы гораздо уже.

– Хорошо, пусть дело только в масштабе, Андрюша. Но ты ведь зачем-то сюда рвался. Вспомни, зачем. Тебя просто вымотала дорога. Скоро отдохнешь.

– Скоро? – воскликнул бедный парень, долбанул циферблат своих часов ногтем и обреченно махнул рукой.

– Андрюш, посмотри какая церковка во-он там, через дорогу слева. Явно памятник архитектуры, а не новодел. До нее минут двадцать. Идем, если открыто, свечки поставим. И вернемся как раз к девяти.

– Свечки? Какие? Зачем? – кажется, он перестал соображать, что она говорит. – Я никуда больше не пойду, Валюша, извини.

– Ладно, оставим церковь до лучших времен.

Они вернулись к подъезду. Не слишком выносливый мужчина опустился на скамейку, латанную разномастными кусками древних полированных шкафов. Двужильная Валентина сгоняла за пожитками. Она была из тех, кто бегает и за себя, и за сошедшего с дистанции, не потому что ей легко, а потому что надо.