– Знаешь, Саша, – сказала Алена накануне его отъезда, – ты знаешь мое отношение и к самой Маринке, и к ее родне, я не думаю, что это правильная идея поехать именно сейчас, они ведь встретят тебя, как врага, начнут винить во всем, но держать тебя я не буду, не хочу потом оказаться врагом номер раз. Езжай. Посмотрим, как после этой поездки у нас все сложится.

– Ты это о чем? – не понял он.

– Да о том же. Съездишь и поймешь, что ошибался все эти годы, провел их не с той женщиной и останусь я одна.

– Не дури. Хоть сейчас усмири свою ревность. Ее нет больше, совсем нет, и больше ничто и никак не грозит твоему благополучию.

– Моему?

– Ладно, нашему. Успокойся, наконец. Пять лет живем, забыть пора давно все обиды, а то ведешь себя, будто не я с ней развелся, а ты, – он подошел к жене, попытался обнять, но она вырвалась и ушла в другую комнату. Так и ночевали поврозь, а утром, провожая его в дорогу, Алена вдруг расплакалась:

– Господи, дикость какая! Даже она не заслужила смерти. Мучений – да, но смерти… Саша, забери девок оттуда! Там каждый куст им будет напоминать об этом ужасе. Не будь рохлей, не принимай чужих доводов, ты отец, с тобой им лучше будет, чем с отчимом, – она обняла его и пожелала удачи.

Он шел через убранные поля, простиравшиеся бескрайним ковром, легкий ветерок лениво двигал по прозрачному осеннему небу пушистые облака. День выдался солнечным, для Сибири он символизировал приближающееся бабье лето – недолгие деньки прощания с коротким летом. Вдалеке показались первые дома. Терехин не знал, где именно жила его бывшая жена, почтовый адрес у него, конечно, был, но в самом доме он, по понятным причинам, не был ни разу. Придется спрашивать у аборигенов. Будет теперь разговоров по деревне не на один день.

Примерно через полчаса блуждания по полям Александр был в Шубаново. Пара улиц – и он у дома бывшей тещи. В открытую калитку он вошел с некоторым душевным трепетом, когда-то, так давно и так недавно, он был желанным гостем в этом доме, а теперь на него неприветливо косились окна и встречала напряженная тишина. Дома никого не было, на двери висел замок. Александр сошел с крыльца и направился к соседскому двору.

– Есть кто дома? – позвал он через забор, пытаясь перекричать рвавшуюся с цепи собаку.

– А вам кого? – вышла на крыльцо пожилая женщина в синем рабочем халате и калошах.

– Здравствуйте, я ищу Людмилу Бычковскую, вашу соседку. Я ее бывший зять, вот приехал на похороны, а как туда пройти не знаю.

– Ой, Саша, ты ли это? – всплеснула руками женщина, – горе, горе-то какое, бедная Маришечка, бедные девочки! Это недалеко от нас, до конца улицы пройдешь, повернешь налево, там через два, нет, три, дома переулок, в него завернешь и практически в Маринкин дом уткнешься. Я и сама на вынос собираюсь, к двум часам вроде как. Ну а ты иди, иди, – она вытерла подолом халата нос и, глядя в спину уходящему мужчине, проговорила:

– Дура ты, Маринка, ох и дура, такого мужика проблядовала! Держала б свою «кормилицу» в узде и жива была бы, прости, Господи! – последние слова она произнесла с каким-то благоговейным ужасом, перекрестилась торопливо и вернулась обратно в дом.

Саша издали увидел знакомый ему по фотографиям дом. Ворота были открыты настежь, вдоль забора стояли многочисленные венки, толпились люди, кто-то входил в ограду, кто-то выходил. На него смотрели с любопытством и сочувствием. Несколько знакомых мужчин подошли поздороваться, он кивнул им и не стал задерживаться.

Он с тяжелым сердцем поднимался на крыльцо этого дома, Саша вообще не любил подобные мероприятия, а уж если дело касалось близких людей, то у него и совсем каменело сердце. Слышались стенания и причитания женщин, сдержанный гул мужских голосов. Терехин снял кепку и вошел внутрь. Посередине большой комнаты, видимо гостиной, стоял обитый бордовым бархатом гроб, вокруг него плотным кольцом теснились родственники. Первой его заметила младшая дочь.

– Папа, папочка, – бросилась в его объятья Катя, – ты приехал, мой дорогой, а они говорили, что ты не приедешь! Папочка, мама умерла! – у девчонки началась истерика. Тут же зарыдали остальные женщины и по очереди потянулись к нему, чтобы поздороваться.

Людмила подошла к бывшему зятю и подняла на него опустевшие от боли глаза.

– Спасибо, родной, что приехал, – она вдруг стала клониться вперед, Саша не успел подхватить ее, и она, упав перед ним на колени, обняла его ноги и запричитала:

– Прости, прости меня, это я во всем виновата, я не сберегла вашу любовь, я разрушила вашу жизнь, я все искала ей более достойного принца, я детей осиротила, – Саша стоял столбом не в силах сдвинуться с места. Подбежали тетки, подхватили Людмилу под руки и унесли на диван. Он с огромным удивлением обнаружил среди присутствовавших свою мать, бывшую свекровь покойной.