– …петиция! – хохмил Вовчик.

– Ребенок, Вовка! Ребенок! Я беременна!

– Смешная шутка, – по инерции веселился Вова, – где надуло?

– Я не шучу, – улыбка слетела с лица Марины. Она посмотрела на своего сожителя уже безрадостно. – Срок – полтора месяца. Рожать в декабре. В конце.

– Ну-ну, – улыбаясь, Вовчик встал из-за стола и ушел в комнату.

Марина осталась на кухне. Просто сидела и ни о чем не думала, ни о хорошем, ни о плохом. Смотрела на сервированный стол. Встала, прошла в комнату к Елизавете Ильиничне.

– У нас ребенок будет.

– М-м, хорошо, – свекровь немного «окала», – когда?

– Скоро, через восемь месяцев, – Марина оделась и ушла.

Она бродила по улицам. Была весна. Вечер приятным ветерком дул в лицо. И все-таки она была счастлива.

«А что ты хотела, дорогуша? Он тебе сразу сказал, что думал. Он честно поступил.

– Честно? – Марина спорила сама с собой. – Это называется честно? Жить с женщиной, которую ты пусть не любишь, пусть она тебе просто удобна, но ты живешь с ней и не веришь ей? Но ведь ты же называешь ее любимой! И ты, в конце концов, спишь с ней! Но почему ты не хочешь нести никакой ответственности?! Почему хочешь ничем себя не обременять, жить себе в удовольствие, без обязательств?! Ах, да! Конечно, конечно! Я помню, ты же сразу ЧЕСТНО предупредил…»

Марина дошла до городского парка. Северогорск – небольшой городишко, удобный, уютный. Коммунального типа. Общая спальня. Общая кухня. Тонкие перегородки.

«-А-а-а-апчи-и-их!

– Будьте здоровы!

– Спасибо.

– И вам.

– Не умничай.

– Да пошел ты!

– Сам не сдохни!»

Она села на скамейку, достала из сумочки сигареты, прикурила, сладко затянулась. Вальяжно раскинулась на городской скамейке своим максимально женственным телом, которое уже знает, что несет в себе жизнь, что уже кого-то баюкает в себе, чувствуя всеми женскими клеточками свое предназначение. Затянулась еще. «Как же хорошо! Господи, как же хорошо! Как же мне плевать на чье-то мнение! Вовчика, Ярика, шмарика, хренарика. Я живу!!! Я!! И дите – мое, только мое! И ничье больше!». Маришка сидела в парке, полностью расслабившись и вытряхнув из головы лишнее. А лишним было все, что не было связано с ее удивительным положением.

***

Обязательств у Володи перед Мариной не добавилось, как и прежде, он жил исключительно для себя, любимого. Времени свободного хватало. Они болтались по гостям почти каждый день, Вова выпивал огромное количество алкоголя, что очень раздражало Марину. Иногда брали с собой Патрю. Вовкины друзья все были выпивохи, можно сказать, интеллигентные алкаши. Кто с одной стопки валился и пускал слюну, кто до утра куролесил бодрячком. Вовка был из бодрячков, и у него было два состояния опьянения. Первое, безудержное веселье, заканчивавшееся полным безразличием к Маринке, где она, с кем, с ним ли пришла. Ушла ли домой или где-то тут бродит. Второе – немногословная агрессия, когда даже не нужен был повод для ревности, он его надумывал сам. Вовчик никогда не поднимал руку на Марину, ну, в смысле, как Ярик, не бил по лицу. Просто однажды он увидел около Марины постороннего мужчину, о чем-то с ней разговаривавшего. Подождал, чем закончится беседа. В тот день у Марины был безалкогольный день рождения, и она отмечала его с подругой, заказав столик в ресторане. Короткая беседа закончилась ничем. Марина ответила ухажеру: «Спасибо, но я замужем», и тот ушел восвояси. Она подошла к гардеробу за коротенькой фиолетовой французской шубкой из искусственного меха, привезенной знакомым спекулянтом из чековой «Березки». Она и не знала, что Вова в этом же ресторане отмечает что-то типа мальчишника. Они были в ссоре. Она не стала вызывать такси и пошла домой пешком. Было довольно прохладное лето. Володя догнал Марину на полпути к дому.

– Штой, щлюха! – когда он был пьян, шепелявил сильнее.

– Вова! Ты где так надрался?

– Я вще видел! Видел, как ты шнималащь в кабаке!

– Ты больной? Я две минуты разговаривала с мужиком, просто ни о чем!

– Вще! Прощайщя с жижнью! – он стиснул Маринину шею правой рукой, толкнул ее к кирпичной стене магазина и прижал со всей силой. – Щлюха!

Маринка засмеялась. «Что за пафос! Какая Отелла!» Но Вовка сжимал горло все сильнее, уже стало больно и трудно дышать, Марина испугалась. Огромные, полные страха глаза тихо кричали:

– Отпусти, что ты делаешь? Ребенок ведь… – Марина пыталась вырваться из его любимых ладоней. Потом она обмякла и заплакала.

Вовка разжал пальцы. Она осела на землю, размазывая по щекам тушь. Он замахнулся, потом вдруг развернулся и так и побежал прочь, с поднятой над головой рукой, безумный в своей больной любви человек. Мужчина, отец ее ребенка.

Утром Марина не смогла повернуть голову. Очень болело где-то в районе кадыка и под челюстью. Позвонив на работу, она взяла отгул. С трудом оделась (ломило все тело) и поехала к участковому терапевту.

– Та-ак, посмотрим… ясно. Следы пальцев на шее, отек гортани. В милицию заявляли? – доктор посмотрел на Марину.

– Смысла нет.

– Нападавшего знаете?

– Думала, знаю. Вчера оказалось, что нет.

– Ясно. Муж?

Марина промолчала.

– Дело ваше. Можете не говорить. Без вашего заявления все равно разбираться не будут. Сейчас покой, сон, успокоительное.

– Мне нельзя лекарств, у меня срок. Три месяца беременности.

– Да ты в своем уме?! – доктор перестал писать и перешел на ты. – И ты собираешься связать с этим… жизнь?!

– Уже связала.

– Купи валерьянки, немного можно. И все-таки подумай, зачем он тебе?

– Я подумала. Рожу и уйду.

– Если доносишь с таким уродом. Извини.

– Да нет, нормально. Урод и есть.

***

Гулять с собакой приходилось Марине, мать все чаще лежала с давлением, переживая за сыночку. Терпение Марины было на исходе. Тяжелые сумки с едой, многочасовые очереди за продуктами, больная свекровь, прогулки с Патрей, после которых тянуло низ живота, пьяные капризы и домогательства Вовчика – все это заставляло Маринку все чаще впадать в истерики. Она приходила домой к матери и ревела.