Шрифт:
– Лучше потерпи, пока мы не уберемся из этого парка. Иначе… – Она искоса оглянулась через плечо.
– Иначе появится ангел с огненным мечом? – поддразнил я.
Аня осталась абсолютно серьезна.
– Орион, парк является ботанической экспериментальной станцией существа, изображение которого мы видели в храме.
– Того, которого зовут Сетхом?
Она кивком подтвердила, что я прав.
– Мы не готовы к встрече с ним. Мы совершенно безоружны и еще не разобрались в обстановке.
– А что уж такого ужасного произойдет, если сорвать парочку плодов? Можно поесть и на ходу.
– Он очень ревниво относится к своим растениям. – Аня слабо улыбнулась. – Когда их кто-нибудь трогает, он как-то узнает об этом.
– И что же?
– Он убивает тех, кто осмеливается на подобное святотатство.
– А он не изгоняет их из рая, дабы они добывали хлеб насущный в поте лица своего? – Несмотря на свой ернический тон, я невольно пошел быстрее.
– Нет. Он убивает их, и вернуть их к жизни невозможно.
Я умирал неоднократно, но всякий раз творцы возрождали меня, чтобы я вновь служил им в ином времени, в ином месте. И все равно я боялся смерти, боялся сопровождающих ее мучений, боялся вновь распасться на атомы и раствориться в пространстве. Но на сей раз по мне прокатился холодок ужаса: в голосе Ани прозвучал страх. Ведь она из творцов, она истинная богиня, переходившая из эпохи в эпоху с той же легкостью, с какой я иду по садовой аллее, – и совершенно очевидно боится какого-то ящера, чья статуя украшает алтарь храма на берегу Нила.
Я на мгновение прикрыл глаза, чтобы представить статую более явственно. Поначалу я принял ее за изображение человека в тотемической маске – тело как у людей, а морда чуть ли не крокодилья. Но теперь, мысленно вглядевшись в нее, я понял, что первое впечатление было обманчивым.
Действительно, существо обладало телом гуманоида – две ноги, две руки. Но ноги были трехпалые, с острыми изогнутыми когтями. Передние же конечности – тоже трехпалые – имели два чешуйчатых когтистых пальца, противостоявших третьему, вроде клешни. Суставы плеч и бедер выглядели по меньшей мере странно.
Да, и морда. Подобной морды у рептилии мне еще ни разу не доводилось видеть: пасть с заостренными зубами, вполне подходящими для того, чтобы рвать мясо и перекусывать кости; глаза посажены так, чтобы обеспечить бинокулярное зрение; над глазами выдаются костные валики; куполообразный череп удивляет величиной.
– Теперь ты начинаешь осознавать, с кем нам предстоит иметь дело, – словно прочитав мои мысли, заметила Аня.
– Золотой бог послал нас сюда выследить и уничтожить тварь, называемую Сетхом? Мы должны сделать это вдвоем, голыми руками, без оружия?
– Нас послал не Золотой, Орион, а совет творцов.
Нас отправили сюда те, кого древние греки называли богами; те, кто живет на собственном Олимпе в весьма отдаленном от этого времени будущем.
– Совет, – повторил я. – Это означает, что ты согласилась принять участие.
– Чтобы быть около тебя. Они хотели послать тебя одного, но я настояла на том, чтобы отправиться с тобой.
– Я-то как раз особой ценности не представляю, – возразил я.
– Для меня представляешь.
За эти слова я полюбил бы ее еще больше, если бы такое было возможно.
– Ты сказала, что это творение, называемое Сетхом…
– Он не наше творение, Орион, – быстро поправила меня Аня. – Творцы вовсе не создавали его, как людей. Он прибыл с иной планеты и стремится уничтожить нас всех.
– Уничтожить?.. Даже тебя?!
От ее улыбки будто взошло второе солнце.
– Даже меня, любимый.
– Ты сказала, что он может ниспослать смерть такую, при которой не остается надежды на возрождение?
Улыбка Ани угасла.
– Он и ему подобные обладают безграничным могуществом. Если им удастся изменить континуум достаточно глубоко, чтобы уничтожить творцов, то мы погибнем и никогда не вернемся к жизни.
На протяжении многих эпох я считал, что смерть освобождает от мук и тяжких трудов жизни, которая всегда проходит в страданиях и опасностях. Но всякий раз воспоминание об Ане – богине, любящей меня и любимой мною – заново пробуждало во мне стремление жить. И вот наконец мы вместе, но угроза окончательного ухода в небытие нависла над нами, будто заслонившая солнце туча.