– Ну, так ты собираешься?

– Еще как собираюсь! – живо откликнулся граф Грей. – У меня кондиционер вышел из строя: сижу тут, как мокрая мышь. А под Мельпоменой – свежий ветерок, холодное пиво и классный сок помидоров без соли…

– Идем?

– Да, прямо сейчас и идем, – сказал граф. – Если придешь раньше меня, возьми бутылочку «Эфеса». Чтоб я сразу к ней припал!

Маркиза была дамой начитанной и, конечно, сразу сообразила, что речь идет о музе трагедии, почему-то изображенной на стене театра музыкальной комедии. Это был барельеф высокой женщины со строфием на голове, в венке из виноградных листьев и в мантии, ниспадающей на котурны. В одной руке Мельпомена держала трагическую маску, в другой – меч.

Видимо, скульптор посчитал, что муза трагического театра вполне может покровительствовать и театру музыкальному. Но в этом заведении очень любили кордебалет и всякие фривольные куплетики (что, кстати, и публике нравилось тоже), так что вполне уместным было бы изображение Терпсихоры – этой вечно юной танцовшицы с лирой в руке. Ну, и в паре с ней можно было б поставить Каллиопу – старшую из девяти муз, имеющую прекрасный голос. Но вне конкуренции на это место была, конечно, сама Талия – муза комедии. Одетая так же легко, как нынешние девушки, она неплохо бы смотрелась на фронтоне театра с комической маской в левой руке и звонким бубном – в правой. «Уматная гёрла, – сказала бы по этому поводу Дарлинг, одна из приятельниц Маркизы. – Полный отпад!»

Впрочем, как считала просвещенная Маркиза, на этом храме непонятно какого искусства можно было бы изобразить всех театральных муз. Скульптор, однако, поименно их не знал и ограничился одной. Что, кстати, изрядно веселило студентов-первокурсников педагогического института, расположенного неподалеку от этого театра. Принимаясь за штудирование древнегреческих мифов, которые входили в учебную программу, они обнаруживали дилетантизм довольно-таки известного мастера, но профессор античной литературы, нахмурив белесые бровки, остужал их пыл: «Театр возводили в самый пик застоя, и тогда была принята совсем другая символика. Это ещё счастье, что в трудах Леонида Ильича не нашли сколько-нибудь подходящей цитаты, а то вместо барельефа Мельпомены красовалось бы изречение бровеносца…»

Маркиза, кстати, как раз и училась в том пединституте. Ни она, ни её однокурсники и ведать не ведали о нравах эпохи застоя. Она была для них уже историей.

Впрочем, Маркизу больше занимала совсем другая история. И она была связана с Дьяволенком.

Откуда, как и когда он появился – этого никто не помнил. Всем казалось, что Дьяволенок был всегда. В любое время года он входил в комнату для бесед в одной и той же одежонке: легкие шортики, линялая футболка, кроссовки фирмы «Адидас».

– Тому, кто носит «Адидас», любая баба даст! – нагло ржал поручик Ржевский.

– Ага, если они – настоящие, фирменные, – соглашался Дьяволенок и, скромно вздохнув, опускал глаза на свои кроссовки. – А эти сделаны в Таиланде. Самопал!

– Но ты сам-то не самопальный дьяволенок, а? – ехидно допытывался темпераментный Айс. – Можно с тобой скорешиться? Когда придет пора отправляться мне в ад, обеспечишь по блату местечко получше?

– И мне, и мне местечко! – канючила знойная Ночка. – Хочу рядом с Истом стоять в аду!

– Господа, я наводил справки и выяснил: стоячие места забронированы до 2045 года включительно, – встревал в разговор всезнающий Доцент. – Остались лишь лежачие, причем исключительно на раскаленной сковородке…

– Поразительная осведомленность, – удивлялся Дьяволенок. – Надо предупредить службу адской безопасности: пусть изучат каналы утечки важной служебной информации…

Когда Дьяволенок появлялся в комнате, Маркиза делала вид, что теряет дар речи, и это при том, что лезть в карман за словом ей обычно не приходилось. Ну, нравился он ей, нравился!

Она почему-то решила, что Дьяволенок – симпатичный, вполне партикулярный молодой человек из приличной семьи, хорошо устроенный в жизни и не знающий, что это такое: перехватить десятку-другую до зарплаты. По крайней мере, в разговорах он постоянно упоминал самые изысканные и дорогие кафе, биллиардные, дискотеки, и курил сигареты с угольным фильтром, и не понимал, как можно пить поддельную водку, если в супермаркетах есть «Флагман» и «Смирнофф». А ещё он читал всякие умные книги, и постоянно ссылался в разговорах на философов, известных писателей, поэтов и журналистов.

Маркиза была просто очарована Дьяволенком, и он, кажется, догадывался об этом, но ровным счетом ничего не предпринимал, чтобы познакомиться с ней ближе. Так что первый шаг пришлось делать ей самой.

Поскольку Маркиза знала графа в лицо и даже была ему представлена, то, оказавшись под Мельпоменой, она надеялась привлечь его внимание и таким образом оказаться в их компании. Волей-неволей Дьяволенок вынужден будет познакомиться с ней и, может быть, она даже ему понравится. На Маркизе в тот день, кстати, была легкая ажурная кофточка и короткая юбка: всё, что мужчина хотел бы знать ещё до постели, в принципе, было видно, и причем, довольно убедительно.