– И как ты собираешься это сделать?

– Пока не знаю, – Коша пожала плечами. – Мне кажется, что каждый из нас это делает. Ну каким-то маленьким спасением. Спасеньицем. И вся сумма маленьких спасений и есть наше общее спасение.

Высокая осока серебрилась на солнце, и птицы пели в кронах тополей.

– А ты чем занимаешься по жизни? – спросила Коша.

– Учусь в театральном, но недавно начал писать книгу. Наверное, стану писателем или драматургом. Мне нравится придумывать истории.

– Черт! – Коша покачала головой. – Я бы никогда не смогла написать книгу. Это же так много всего нужно удержать в голове одновременно. Голова может от этого лопнуть!

– Но ведь она не лопается от того, что ты помнишь твою жизнь?

– Но это же не одно и то же. Жизнь втекает в меня и вытекает, а книгу надо всю целиком держать в голове.

– Возможно, ты права, – улыбнулся Роня.

Они целый день ходили по городу и вызывали ветер.

Бродяжничество завершилось на набережной возле Сфинксов.

– Ты мне нравишься, – сказала Коша. – С некоторыми людьми постоянно случаются разные чудеса. А с другими все становится скучным!

– Это верно. С тобой точно не скучно. Но… Вот ты меня заговорила! Мне нужно идти! Я забыл! Извини!

– А как же мы встретимся снова? – воскликнула Коша. – У тебя есть телефон?

– Я найду тебя! – крикнул Роня и поспешил наверх по лестнице.

– Но как? – крикнула Коша.

– Найду! Не волнуйся! – Роня убежал.

Стало пасмурно и грустно – будто вся погода была в голове Кошкиной. Над Дворцовым мостом по-прежнему светило солнце, а над Сфинксами сгустились грозовые тучи.

Внезапно на лестнице прямо из воздуха появился высокий лысый гражданин, одетый в черный шелковый костюм. Полы легкого пиджака чуть-чуть колыхались от ветра. В общем-то, он был совсем обычен. Необычным было то, что с его появлением все потемнело. И свист, исходящий прямо из пустоты пространства, завибрировал в теле Коши с такой силой, что она зажмурилась и закричала. От ее крика свистящая тишина лопнула, и все стало обычно: машины ехали по дороге, туристы фотографировались возле сфинксов, никакого человека на ступеньках не было.

Кошкина тряслась в троллейбусе перепуганная случившимся. У нее появилось чувство, что она только что свихнулась, и теперь это придется скрывать от всех, что если кто-то узнает про то, что с ней случилось, то ее точно посадят в дурдом и будут колоть галлоперидолом.

Мало того. Что-то, и правда, изменилось.

Город стал выглядеть так, будто его подменили. Будто бы вместо этого города теперь тут был близнец.

Питер-близнец. Он перестал быть реальным. Кошкина внезапно поняла, что город был придуман Петром да так и остался у него в голове. Просто теперь голова Петра невидимым куполом высится над городом, торча из болот, и Нева делит мозг на два полушария. И лабиринты проходных дворов – это всего лишь его извилины. Эта мысль очень понравилась Коше. Она представила, как бродит внутри огромной головы, переходя из арки в арку.

И тут же она услышала обрывок разговора. Первым зазвучал мужской голос:

– Говорят, что где-то тут, на Васильевском, есть проходной двор, пройдя через который в полночь, ты окажешься в восемнадцатом веке.

– Да ты что? – это был женский голос, он взволнованно звенел. – Давай попробуем! Ты знаешь, где эта арка?

– Нет. Увы. Это только легенда, – вздыхает мужчина.

– Жалко. Это было бы здорово.

Вступил третий мужской голос:

– Я слышал, что есть проходняк, который надо пробежать за тринадцать секунд, и тогда желание обязательно исполнится.

И девушка снова зазвенела высоким сопрано:

– Да! А я еще слушала, что на Петроградке есть двор, в котором нужно покружиться, и тогда сбудется любое желание.

Жаль, что они вышли из троллейбуса. Так хотелось послушать этот разговор дальше. Коша проводила глазами забавную троицу – двух парней и маленькую полненькую девушку.

Видно, со времен Петра так и повелось – ветер вечности гнал людей, источенных тоской непонимания мира, в Петербург, чтобы на его нереальных улицах они окончательно сходили с ума, либо придумывали, очищенные до святости суровой скромностью быта, какую-нибудь новую революцию.

Другие же беглецы – алчные до жизни реальной – искали от века исполнения желаний у Москвы – дородной тетки с огромными щедрыми сиськами.

Золото московских куполов всегда отсвечивало деньгами, тогда, как Питерские золоченые шпили таяли в фантастическом сиянии небес.

Троллейбус лязгнул дверьми и уехал, оставив после себя сонную тишину. Мимо пронесся бешеный грузовик. Около клуба на 16-й линии остановился розовый, как барби, «хаммер».

У дверей клуба Коша встретила Зыскина.