Я вздохнул. Помнится, в свое время о Гемме любили поговорить. Поэтов, художников, прозаиков и музыкантов – всех отчего-то сразил этот хрустальный шарик. Сколько эпитетов было высказано в адрес Геммы, сколько пленки перепорчено на эти горы…

Корабль опять вздрогнул. Показался краешек планеты. Зубчатый, неровный… Чем-то он напоминал челюсть акулы. А может, это и было ее истинное лицо? Лицо величавой планеты… Я вплотную приник к иллюминатору. Так или иначе, но отныне восторги вокруг планетки поутихнут. Где-то среди этих красочных льдов покоились обломки сбитого «Персея», корабля спасателей, первым ринувшегося на помощь замолчавшей станции. Он взорвался при посадке, так и не успев ничего сообщить. Единственное послание, которое получил мир, исходило от Криса, одного из дежурных станции, хрипло и задушенно прокричавшего что-то о карликах, напавших на людей.

Карлики… Дежурный говорил о них едва ли полминуты, но успел переполошить весь обитаемый космос. А после станция замолчала. Рухнул пылающей «Персей», и красотку планету окутал зловещий ореол. Вылетевшие следом за «Персеем» спасательные отряды решено было задержать. Развернули свои звездолеты и бесчисленные добровольцы-любители. Смерть корабля напугала всех. Кажется, тогда-то перед растерянным космоцентром и возник наш разлюбезный Командор – настоящий стопроцентный мужчина, надежный и уверенный, держащий наготове распечатанную по пунктам программу упреждения – некую громоздкую галиматью, трактующую об ударе во благо Земли, замершей чуть ли не в преддверии Первой Звездной… Вероятно, он застал их врасплох. Космоцентр, все еще находящийся в ошеломленном состоянии, наспех наделил его особыми полномочиями и благословил в путь-дорогу. В какой-то степени я готов был понять их. То, что случилось на Гемме, не вписывалось в разряд обычных ЧП. Собственно говоря, речь шла уже не о спасении людей и не о контактах с чужеродной цивилизацией. «Контакт» успел состояться, и именно поэтому возникла нужда в энергичных мерах. Эти самые меры и предложил услужливый генерал. Он сумел убедить их. Мало того, за него ухватились, как за соломинку. Отныне он мог все. Или почти все. Во всяком случае – превратить первый подвернувшийся на трассе звездолет в боевую единицу, а экипаж – в пассивных свидетелей творимого – оказалось вполне в его власти. Что он, собственно, и претворил в жизнь.

Я вдруг заметил, что стою, прислонившись лбом к стеклу иллюминатора. Гемма уплыла в сторону. Космос снаружи стал снова черным и пустым.

Апартаменты Командора находились на третьем уровне, и через какую-нибудь минуту я уже входил на занятую военными территорию. По счастью, ни искать, ни расспрашивать мне не пришлось. Белый сверкающий мундир я разглядел издалека. А если бы не разглядел, то наверняка бы расслышал по множественному перезвону золоченого металла. Наш генералиссимус был увешен наградами, словно добрая новогодняя елка. Только что не водили вокруг него хороводов дети и не распевали веселых январских песен. Впрочем, приведись такому случиться, Командор и тогда бы ни на йоту не изменил своей мимики, а дети на таком празднике наверняка бы скисли, и уж, конечно, не нашлось бы такого смельчака, что полез бы под елку за подарками.

Я сбавил шаг, обдумывая, как половчее завязать разговор. В случае с грозным генералом это было не так-то просто. Заложив руки за спину, каменноликий потомок Мак-Артура сосредоточенно прохаживался по ковровой дорожке. Десять шагов вперед и десять назад. Часовой у стены, детина двухметрового роста, напоминал замершего перед прыжком кузнечика. По-моему, он даже не дышал, и только по движению глаз, напряженно следящих за челночным передвижением начальства, можно было догадаться, что он жив. По крайней мере – где-то глубоко внутри…

Мне пришлось обратить внимание на офицера с увесистой папкой, стоящего чуть впереди. Он заявился сюда чуть раньше меня, и ему тоже требовался Командор. Поза прибывшего отражала страдальческое терпение, на правом погоне дремала муха, аксельбанты на груди так перекрутились, что напоминали спутанные бельевые веревки. Аксель-Банты… Придумавший их, разумеется, не подозревал, что изобретение окажется на редкость долговечным. Подумать только, эти висюльки благополучно дожили до третьего тысячелетия! И ведь, черт возьми, ничто не помешало нам забыть исконные балалайки и гусли! А вот аксельбанты запомнили. Почему, объясните мне?…

Остановившись возле офицера, я пригляделся к Командору. Ни меня, ни моего соседа он по-прежнему не замечал. А скорее всего – не желал замечать. Что поделать, для иных утренний моцион – вещь из разряда святых. Будь здесь снег, думаю, он успел бы протоптать основательную тропку. Но снега не было, и он мял и протирал наш корабельный ковер. Ковер было жаль, но сейчас я думал только о предстоящем разговоре. До сих пор с этим сфинксом мне удавалось поддерживать достаточно терпимые отношения. Видит Бог, я старался. Я даже сумел совершить невозможное, придав этим отношениям видимость теплых и дружеских. И уж на правах «друга», поверьте мне, я постарался развернуться во всю ширь. Подавляющее большинство астронавигаторов и кибернетиков «Цезаря», быстро усвоив формы нехитрого саботажа, включилось в игру. Я еще не представлял себе в точности, ради чего ведется наша игра, но что-то нам всем подсказывало, что играть стоило.

Генерал продолжал размеренно вышагивать взад-вперед, и, взглянув на часы, я мысленно зарычал от нетерпения. Мой сосед, офицер, не делал ни малейшей попытки оживить картину. Муха на его погоне, должно быть, досматривала десятый сон. Подавив зевок, я рассудил, что если немедленно не предприму каких-либо мер, то вскоре зарычу вслух или усну в стоячем положении. Терпение и выдержка хороши там, где этого требуют обстоятельства. В сложившейся ситуации следовало серьезно подсуетиться.

Может быть, мне показалось, а возможно, так оно в самом деле и было, но в слаженном движении Командора произошла некоторая заминка. И тут же, опережая офицера с папкой, я ринулся к генералу, как пес, услышавший любимую команду. Командор окончательно сбился с шага, и мужественное лицо его недоуменно поворотилось в мою сторону.

– Извините, что побеспокоил, Командор, но надеюсь, ваше войско готово? Хотел напомнить, что через час-полтора нам высаживаться.

Я так и лучился дружелюбием, но выражение вытесанной из крепких пород физиономии ничуть не изменилось. Мне приходилось мучительно ожидать ответа, а Командор тем временем неспешно размышлял над моими словами. Кто знает, может быть, я отвлек его от приятных воспоминаний. Например – о каком-нибудь последнем из своих парадов или еще лучше – о недавней ссоре с Билиусом…