Тут позвонили в дверь…

На пороге – конопатый мальчуган из соседнего дома, где живёт и друг Вовка Ожёга.

– Твоего Жогу лупят! – выпалил он. И Мироша, схватив с вешалки куртку, побежал вслед за конопатым.

Так уже было однажды: этот же конопатый прибегал… Кто он, кстати? Надо узнать, мелькнуло в голове. Почему второй раз? Нет ли какого подвоха?.. В прошлый раз, к примеру, за Мирошей следом выскочил отец и подстраховал. Мироша тогда разбил руку о зубы Ямы и Шычи, верховодивших местной шпаной… Что-то будет теперь?

Вовка сидел на лавочке у подъезда, один. На скуластом лице его блуждала неизбывная печаль, намного превышавшая размеры ссадин и фингал под глазом. Мироша хорошо знал эту особенность своего друга – впадать в длительный ступор растерянности и безразличия к окружающему. Так что прежде, чем утешать или воодушевлять его на какое-либо действие, следовало вывести из этого состояния. Мироша сел рядом. Конопатый сосед пошмыгал носом и скрылся в кустах палисадника.

– Кто этот рыжий? Ещё в прошлый раз хотел спросить.

Вовка медленно поворачивается к Мироше всем корпусом, но глаза наполняются осмысленностью не сразу.

– Этажом выше живёт, – говорит, наконец. Пошевелил распухшими губами, добавил:

– Как идёт мимо, обязательно в дверь звонит. Выхожу – никого. Ладно, думаю. Намазал кнопку снадобьем… оно, пока сырое, безвредное, но когда высыхает, то взрывается. От прикосновения. Отец научил, он же химик… Вот Лёшка и надавил… Я выглядываю, а он сидит у дверей и глазами лупает.

– Кто тебя бил? – не давая ему опять уйти в себя, спрашивает Мироша.

Вовка прижимается грудью к своим расцарапанным коленкам и делает вид, что рассматривает носки ботинок. Его заметно лихорадит. На скулах перекатываются желваки, вместе с этим шевелятся почему-то уши.

– Я могу сказать, – высовывается из кустов рыжий сосед. – Кисель прокисший и его компашка. Пятеро их было.

– Знаешь, о чём я думаю, – говорит Мироша, поразмыслив.

– Ну, – откликается Вовка через минуту-другую.

– Я думаю, что вот Яма и Шича никогда уже не станут нас задирать после того, как мы им задали трёпку… Почему?

Вовка поворачивает голову и вопросительно смотрит снизу вверх.

– А всё потому, – поясняет Мироша. – Врагу не сдаётся наш гордый варяг!

Вовка снова разглядывает землю у себя под ногами, сопит носом.

– Так и с Киселём надо, – говорит Мироша. – Мы ведь знаем, где они живут.

– И что? – уши у Вовки перестают двигаться.

– Мы их будем отлавливать по одному. Они впятером на тебя напасть не постеснялись? Не постеснялись.

– Я с вами, – подаёт голос из кустов конопатый Лёшка.

У дверей квартиры Первого Мироха глянул на побледневшего Вовку, сурово сказал:

– Звони!

Вовка потянулся было к звонку, но опустил руку:

– Щас, погоди.

Тогда Мироша позвонил сам.

Первый – а это был лопоухий Кисель, предводитель «компашки» – открыл почти сразу и очень удивился:

– О-у! – Но тут же в его глазах мелькнул страх. – Вы чего?!

– Ничего! – ответил Мироша и ударил. У Киселя подкосились ноги, он рухнул между косяком и дверью на колени и прикрыл голову руками.

– Пошли дальше, – дёрнул Мироша Вовку за рукав.

Второму, третьему, четвёртому и пятому Вовка звонил уже сам. Сам же и бил…

После этого, действительно, Кисель забыл о себе напоминать. И только уже, будучи взрослым, Мироха узнал, что тот погиб от финки – в приятельской разборке».

И тут Ефима Елисеевича потянуло побывать в той части города, где прошло его детство. Потянуло так, как если бы кто за рукав ухватил. И песенка зазвучала при этом: «Где эта улица, где этот дом, где эта барышня, что я влюблён…»

Однако надо было садиться на автобус, который он плохо переносил по причине специфического запаха (и почему другие машины пахнут иначе – разве не такого же устройства их двигатели?), который перевёз бы его по мосту через реку, потом долго тряс по избитой бетонке – это был отдалённый район; странно, что он вообще считался городским. По всему, было бы точнее назвать его посёлком или предместьем…

Но собрался.

И вот приехал… и что? Да ничего особенного… в том смысле, что зря, очевидно, приехал. Всё преобразилось в дурную сторону. Даже пустырь меж двух высоковольтных линий электропередач, где мальчишками играли в футбол, оказался теперь не тем впечатляющим и заповедным некогда пространством, а неприглядным захламлённым полигоном человеческой деятельности – с горловинами погребов там и сям, как будто кротовьи холмики обезобразили прекрасно утоптанное множеством детской обувки поле.