Это изречение чрезвычайно понравилось ему, и, когда Арсиноя с живостью согласилась с ним и стала просить его оставить только достаточную сумму для костюма Селены, он тихо засмеялся про себя и сказал:

– Нам уже нет надобности так беспокоиться. Желал бы я знать того Александра, который в скором времени попросит у меня мою Роксану в жены. Единственный сын богатого Плутарха уже заседает в Совете и еще не женат. Он уже не молод, но все-таки еще видный мужчина.

Эти мечты счастливого отца о будущем были прерваны. У домика сторожа к нему подошла Дорида и окликнула его. Керавн остановился. Но когда старуха сказала затем: «Я должна поговорить с тобою», – то он ответил:

– А я не стану тебя слушать ни сегодня, ни когда бы то ни было.

– Я обратилась к тебе уж конечно не ради своего удовольствия. Я хочу только сказать тебе, что ты не найдешь свою Селену дома.

– Что ты там толкуешь! – сразу вспылил Керавн.

– Я говорю, что бедная девушка не могла идти дальше по городу, ее пришлось перенести в чужой дом, где за нею ухаживают.

– Селена! – вскричала Арсиноя в испуге и горести, внезапно упав со своих облаков. – Ты знаешь, где она?

Прежде чем Дорида успела ответить, Керавн загремел:

– В этом виноват римский архитектор и его кусающаяся бестия! Хорошо же, хорошо, потому что теперь император поддержит мое право! Он укажет дорогу тем, кто уложил сестру Роксаны в постель и помешал ей участвовать в представлении. Очень хорошо, превосходно!

– Это печально до слез, – возразила жена сторожа с гневом. – Так вот твоя благодарность за ее заботы о своих маленьких сестрах и брате? Как может так говорить отец, когда его лучшее дитя лежит у чужих людей со сломанной ногой!

– Со сломанной ногой! – жалобно вскрикнула Арсиноя.

– Сломанной? – медленно повторил Керавн с искренним огорчением. – Где я могу ее найти?

– У госпожи Анны, в домике на конце сада вдовы Пудента.

– Почему не принесли ее сюда?

– Потому что врач запретил. Она лежит в лихорадке; но за нею хороший уход. Вдова Анна из христиан. Я терпеть не могу этих людей, но они умеют ухаживать за больными лучше, чем другие.

– У христиан! Моя дочь у христиан! – вскричал Керавн вне себя. – Скорее, Арсиноя, идем к Селене! Селена не должна дольше ни одного мгновения оставаться у этого несчастного отребья. Вечные боги! Ко всем несчастьям еще и этот позор!

– В этом еще нет большой беды, – сказала Дорида успокоительным тоном. – Между христианами есть люди, вполне достойные уважения. Что они честны – это верно, так как бедная горбатая девушка, которая принесла мне в первый раз эту дурную весть, отдала мне также вот этот кошелек, наполненный деньгами, которые вдова Анна нашла в кармане Селены.

Керавн взял заработанные тяжким трудом деньги с таким презрением, как будто он привык к золоту и не обращает ни малейшего внимания на жалкое серебро; Арсиноя же при виде драхм начала плакать, так как ей было известно, что Селена вышла из дому ради этих денег, и представляла себе, какую ужасную боль вытерпела ее сестра по дороге.

– Честные, честные! – вскричал Керавн, завязывая кошелек с деньгами. – Я знаю, какие бесстыдства творятся на собраниях этой шайки. Целоваться с рабами – это было бы как раз прилично для моей дочери! Пойдем, Арсиноя, поищем сейчас же носилки.

– Нет, нет! – с живостью возразила Дорида. – Ты должен сначала оставить ее в покое. Не все говорят отцу, но врач уверял, что если теперь не дать ей полежать спокойно, то это может стоить ей жизни. С воспаленной раной на голове, в лихорадке и с переломанными членами не ходят ни на какое собрание. Бедное милое дитя!

Керавн думал и угрюмо молчал, а Арсиноя вскричала со слезами на глазах:

– Но я должна идти к ней, я должна видеть ее, Дорида!

– Я тебе не поставлю этого в вину, моя милочка, – сказала старуха, – я уже была в этом христианском доме, но меня не допустили к больной. Ты дело другое; ты ее сестра.

– Пойдем, отец, – попросила Арсиноя, – посмотрим сперва на детей, а потом ты проводишь меня к Селене. Ах, зачем я не пошла вместе с нею! Ах, что, если она у нас умрет!

Керавн и его дочь дошли до своей квартиры не так скоро, как обыкновенно, потому что управляющий боялся нового нападения собаки, которая, однако же, в эту ночь находилась в спальне Антиноя.

Старая рабыня еще не спала и находилась в большом возбуждении. Она любила Селену, беспокоилась из-за ее отсутствия, а в спальне детей тоже не все шло как должно.

Арсиноя, не останавливаясь, пошла к детям; но негритянка задержала своего господина, пока он снимал свой паллий шафранного цвета, чтобы надеть вместо него старый плащ, и с плачем рассказала ему, что ее любимец, маленький, слепой Гелиос, заболел и не мог заснуть даже и после того, как она дала ему капель, которые обыкновенно принимал сам Керавн.