— Нет, благородная женщина.

— Но как же так… Ведь эта святоша оказывает благодеяния с большим разбором, и кто не получил крещения…

— В настоящем случае она дала приют и язычникам.

— Удивительно! Расскажи, как вы к ней попали.

— Мы были в Риме, — начал певец, — и по просьбе моих покровителей сын Марии, Марк, взял нас в Остии на свой корабль. В Киренее судно стало на якорь, потому что молодой хозяин хотел забрать оттуда своего брата и вместе с ним возвратиться в Александрию.

— Так Димитрий здесь? — спросил отец Горго.

— Да, господин. Он сел к нам на корабль в Киренее. Но едва мы успели выехать из гавани, как заметили две барки морских разбойников. Трирему немедленно повернули назад, но второпях посадили ее на песчаную мель. Тотчас были спущены лодки для спасения хозяев и консула Цинегия.

— Цинегий ехал сюда? — снова перебил Карниса Порфирий, вскакивая с места.

— Вчера он высадился вместе с нами в гавани Эвноста. Секретари и офицеры его свиты заполнили одну лодку, Марк и его брат со своими людьми хотели сесть в другую. Нас и остальных пассажиров оставили бы на триреме, если бы не Дада.

— Хорошенькая блондинка, которая приходила к нам вчера? — спросила Дамия.

— Та самая. Юноша Марк восхищался дорогой ее болтовней и песнями; действительно, и соловью не спеть чище Дады. Просьбы девушки тронули молодого хозяина, так что он пригласил ее ехать с ним. Однако эта добрая душа объявила, что скорее прыгнет в воду, чем поедет без нас.

— Вот как! — воскликнула Дамия.

— Хороший знак для девушки и для вас, — заметил Порфирий.

— Таким образом, — продолжал Карнис, — Марк принял нас всех на свою шлюпку, и мы снова причалили к берегу. Несколько дней спустя военный корабль благополучно доставил в Александрию Цинегия, обоих братьев и нас. Однако наше имущество было потеряно, и мы оказались в безвыходном положении. Узнав о том, Марк дал нам рекомендательное письмо, после чего мы немедленно получили приют в ксенодохиуме его матери. После того боги устроили нам счастливую встречу с благородной Горго.

— Так Цинегий здесь, точно, здесь? — еще раз спросил Порфирий и, после утвердительного ответа Карниса, встревожено сказал, обращаясь к матери:

— Олимпий еще не вернулся. Он положительно неисправим! К чему такая безумная отвага, приличная разве юношам! Его легко могут поймать. Монахи бродят целыми толпами по улицам. Очевидно, готовится что-то недоброе… Сирус, сию минуту запрячь колесницу! — приказал хозяин одному из слуг. — Высокий Атлас пусть будет со мною. Цинегий здесь.

В эту минуту в зал вошел закутанный человек.

— Слава богам! — воскликнул Порфирий при его появлении. Пришедший между тем сбросил с головы капюшон своего плаща и развязал большой платок, который был намотан у него вокруг шеи, чтобы скрыть длинную седую бороду.

— Вот и я! — сказал он, глубоко переводя дух. — Цинегий приехал в Александрию; дела принимают серьезный оборот, друзья мои!

— А ты был в Мусейоне? — спросил хозяин.

— Конечно, и нашел всех в сборе. Славные юноши! Они преданы нам и готовы защищать богов. Оружия у нас припасено достаточно. Евреи 17 не вступятся, и потому Ония хочет действовать решительно; что же касается монахов и имперских когорт, то мы, наверное, с ними справимся!

— Да, если боги помогут нам сегодня и завтра, — задумчиво возразил Порфирий.

— Наш успех несомненен, если простой народ в деревнях и селах исполнит свою обязанность! — с воодушевлением воскликнул пришедший. — Кто этот незнакомец? — прибавил он, указывая на Карниса.

— Регент певцов, виденных тобой вчера, — отвечала Горго.

— Карнис, сын Гиеро, из Тавромения 18 , — сказал старик, почтительно кланяясь гостю Порфирия. Величественная осанка и прекрасная голова этого человека необыкновенно понравились ему.

— Карнис из Тавромения! — радостно воскликнул тот. — Клянусь Геркулесом, изумительная встреча! Твою руку, твою руку сюда, старый приятель! А сколько лет тому назад распили мы с тобой последнюю кружку вина у старика Гиппиуса? Долгая жизнь убелила нас сединою, однако мы оба еще бодры и крепки. Ну, сын Гиеро, отгадай-ка, кто говорит с тобой?

— Ты Олимпий, великий Олимпий! — воскликнул Карнис, радостно пожимая протянутую ему руку. — Пускай все боги благословят это счастливое утро!

— Все боги! Прекрасно сказано! — заметил философ. — Значит, ты также не изменил старине?

— Мир хорош только тогда, когда им правят древние божества! — воскликнул певец в радостном волнении.

— Потому-то мы и хотим, чтобы все осталось по-старому, — с жаром прибавил его собеседник. — У нас теперь настали тяжелые времена. Мы бросили пустые споры и не ломаем больше голову над вопросом: умирает ли человек в последний момент жизни, или в первый момент смерти, как будто от решения подобной проблемы зависит человеческое счастье. Теперь дело идет о том, победят ли старые боги, будем ли мы по-прежнему наслаждаться мирскими благами под их охраной, или склоним голову перед распятым Христом и его учением; здесь идет борьба за высшие блага человечества…