Я заманил Пусси на стол, держа перед ним зажженную спичку и не давая ему возможности клюнуть ее, и тоже пошел в столовую.

Позже пришел священник, напоминавший всем своим видом восклицательный знак. Наконец появилась Сю, спокойная, но довольно бледная, и Лорн, не более живой и общительный, чем стена за его спиной. Наша трапеза была молчаливой и напряженной. Отдельные слова, обращенные к Марселю, странно и неприятно звучали, словно отдаваясь эхом в этом общем безмолвии. Сю ушла первой, проходя мимо меня, она только улыбнулась и сказала: «Добрый день!»

Когда ленч был закончен, я вернулся в холл и сел в дальнем углу с кофе и сигаретой, взяв в руки старый номер «Панча». Я надеялся, что Сю или Лорн найдут меня там. Но все куда-то исчезли, лишь Пусси, сидевший против меня, составил мне компанию. Казалось, даже Пусси был в депрессии, он озабоченно почесывал свои перья и брезгливо ворчал.

Постепенно стих стук убираемой посуды, доносившийся из столовой. Стало темнеть, и лестница в холле, освещенная лишь тусклым окном в потолке, стала серой и покрылась тенями. Весь дом погрузился в полную тишину, точно кругом не было ни живой души. Но это была напряженная, зловещая тишина, так как за извилистыми темными коридорами и закрытыми дверями находился маленький круг людей, который был здесь в ту ветреную ночь, когда произошло убийство.

Эта мысль была не из приятных. Тишина, тени, пустой холл и полутемные перила лестницы создавали гнетущее настроение. Я ощущал тревогу, и мне было не по себе. Услышав в столовой легкие, быстрые шаги, я почувствовал странное облегчение.

Это был Марсель. Его длинный белый фартук подобно привидению вырисовывался в полумраке. Он тщательно закрыл за собой дверь и подошел ко мне. Поглядев на него, я сразу понял, что он принял какое-то решение, и сидел, насторожившись, с бьющимся сердцем.

Поспешно оглядев холл, он подошел ко мне совсем близко.

– Я решился сказать вам, – начал он серьезным тихим голосом. – Нас никто не услышит. В это время здесь никого не бывает, – прибавил он, так как я сделал предостерегающий жест.

– Мне известны три вещи, – продолжал он. – Одна – насчет, полотенца, вторая – про отца Роберта и третья... – Он сделал паузу, а глаза его смотрели настороженно и задумчиво. Затем он быстро кивнул головой и сказал:

– Боюсь, что третья вещь очень важная. Возможно, настолько важная, что я не должен молчать об этом. Мое молчание может стоить жизни.

Я смотрел на него, и сердце у меня колотилось.

– Вы не пожалеете об этом, – сказал я. – О чьей жизни вы говорите?

Он не хотел, чтобы его торопили, и я подумал, что, наверно, он прорепетировал свой рассказ.

– Во-первых, о полотенце. Наутро после убийства в незанятой, запертой комнате было обнаружено полотенце, которым недавно пользовались. На кровати, на пуховом одеяле была вмятина, – он обрисовал ее своими выразительными пальцами. – Там кто-то сидел. И я спрашиваю вас, кто там был?

Я хотел было заговорить, но воздержался в страхе, что он замолчит, если я перебью его.

– Затем второе, – он выставил два пальца. – Отец Роберт ночью не был болен. Я не был с ним, я спал. Вы спросите меня, почему я сказал полиции, что был с ним? Но как бы вы поступили? Он, святой отец, просит меня о небольшой любезности, и я откажусь?! Никогда! Тем более, ради полиции.

Он пожал плечами с миной, ясно показывающей его мнение о полиции.

– Затем третье...

Сделав паузу, он медленно продолжал:

– Это касается мисс Телли, и вы будете знать, что следует делать. Я говорю об этом... потому что боюсь. Ей угрожает опасность... очень серьезная опасность. Я видел в ту-ночь...

Я не сразу понял, что произошло. До моего сознания дошел лишь резкий звук выстрела, запах и лицо Марселя, странно изменившееся и застывшее в изумлении с открытым ртом и широко открытыми черными глазами. Он пытался говорить, но, застонав, упал навзничь, на меня. Я поймал его.

Он был застрелен. В холле никого не было. На лестнице и в коридоре – тоже никого.

Я усадил его в кресло. Он повалился как сноп. Я уже ничем не мог ему помочь. Вдруг я заметил, что слышу какой-то шелест, и это был звук лифта. Выстрел был произведен оттуда, и теперь лифт медленно полз вверх. Я бросился к лестнице, но сделал лишь один или два шага. Я понял, что если побегу вверх по лестнице, то рискую потерять след преступника. Вместо этого, я отступил и занял позицию, с которой мне были видны выходы из лифта на второй и третий этаж и в холл, где я стоял. Других выходов из лифта не было.