Через несколько минут Павел был вынужден сменить позицию. Все бойцы докладывали ему, о том, что заметили противника. Укрыться было негде, и вскоре отряд понес потери. Ведь окоп был один на всех, и тот выкопанный Витей.

Ни супердорогой привод Павла, ни его как он считал гениальные мозги, не могли отвратить неизбежного. Отряд медленно, но верно погибал в окружении. Из пяти бойцов из игры вышли двое. Начали заканчиваться боеприпасы.

Витя в минуты затишья успел углубить свой окоп, а когда началась атака противника использовать обе гранаты.

Несколько атак удалось отбить, но Вите казалось, что следующая атака будет последней. Больше всего он боялся, что дезертирует или сдастся в плен кто-нибудь из двух его товарищей – в Павлушу-то он не верил, и больше всего боялся выстрела в спину. Но ничего не происходило. Близился полуденный перерыв в игре, противник собрался завтракать, и атаки прекратились. Дождь кончился, солнце вышло из-за туч, и когда встретились стрелки на часах, наступил полдень.

Витя с облегчением вылез из окопа, который за время долгого боя превратился в яму, на дне которой была грязная вода. Автомат он оставил в окопе и, разминая ноги на ходу, направился на верхушку холма, где сидели в полукруге Павлуша и еще один безызвестный Вите боец. Павлуша окончил сеанс радиосвязи и, встав, объявил:

– На время перерыва остаемся здесь. После начала боевых действий к нам будут прорываться сразу два отряда, – Павлуша сложил руки на животе и оглядел своих бойцов.– Что стоите? Марш окопы рыть!

– А завтрак будет? – Виктор постарался спросить максимально дружелюбно.

– Какой завтрак? Ты вообще, почему без оружия?! – воскликнул Павлуша. – В окопе, небось, забыл?! Марш в окоп!

Витя развел руками и медленно, изображая прихрамывание, развернулся и пошел назад к окопу. Неожиданно он услышал сзади голос неизвестного бойца:

– Нет, товарищ командир, так не катит! Игра игрой, война войной! Хотите, оставайтесь и копайте тут сами, а я иду на время перемирия в лагерь!

– Что?! Встать, когда говоришь с командиром! – вскричал Павлуша, заставив даже здорового Виктора остановиться и развернуться. – У костра вздумал погреться да каши пожрать?! – Павел сорвал с себя маску и бросил ее на землю. – За дезертирство, расстрелять! – объявил он и вытащил из кобуры сигнальный Наган, в полной уверенности, что командирское оружие ничем не отличается от обычных приводов.

В ту же секунду Павлуша выстрелил. Вместо маленькой пульки и хотя бы шарика с краской, подобно желатиновому шарику, что используют пейнбольные маркеры, из Нагана вылетела ракета, и с шумом и искрами, пролетев два метра, попала бойцу в грудь.

Ничего больше Витя не видел и не слышал. Он не слышал ни второго выстрела из Нагана в свою сторону, ни матерных криков Павлуши. В два прыжка оказавшись на вершине холма, Витя сбил своего командира с ног и, выкинув отнятый у него револьвер в траву, бросился к недавно расстрелянному бойцу.

От попадания ракеты в грудь на бойце загорелся камуфляж. Такого не ожидал ни Витя, ни Павел. Витя не растерялся и начал катать загоревшегося товарища по земле. Благо земля была грязная и мокрая, и когда Витя для пущей уверенности макнул своего товарища в воду, что была на дне окопа, тот уже не горел и чувствовал себя вполне сносно.

Усадив пострадавшего в окопе, Витя сбегал наверх и, второй раз послав Павла в нокаут, отобрал у него аптечку, и вернулся назад. Но помощь бойцу не потребовалась. Сняв с себя подгоревший и разорванный камуфляж и ставшую негодной пластиковую защиту, парень выяснил, что он цел и невредим. Тогда Витя бросился откачивать Павлушу. Дал ему понюхать нашатыря, а потом взвалил на себя и, к удивлению рыжеусого командира, потащил Павла в лагерь.

В игре произошла небольшая заминка – пока выясняли все обстоятельства происшествия и искали сигнальный Наган. Ни о пострадавшем бойце, ни о дважды отправленным в нокаут Павлуше Витя больше ничего не знал и ничего о них не слышал. Видимо, они навсегда покинули игру. А он остался. И вскоре получил заветные командирские нашивки и злополучный сигнальный револьвер. Но сколько игр не было сыграно, сколько не было одержано побед, Витя никогда не забывал о том, что игра это игра, а жизнь это жизнь.

Вот уже два месяца, как лето вступило в свои права. Летняя пора, пора беззаботной жизни, когда не надо никуда спешить, продолжалась. Заканчивался только восьмой день августа.

На тихой уютной лужайке за небольшим дачным домиком, в окружении хаотично расставленных пластиковых кресел и столов стоял мангал. У мангала хлопотал паренек небольшого роста, с длинным острым носом и черными, почти сросшимися бровями. Облаченный в белоснежный фартук, он со знанием дела нарезал большим ножом шашлык. Ваней друзья называли его условно – на родине бы его звали Вано. Родители его снимали этот дачный домик у одной милой русской бабушки, чьи внуки уже давно выросли, а лишняя прибавка к пенсии не была лишней. Семья Вано не так давно перебрались жить в Россию, а сам юноша родился в Грузии и всегда считал себя настоящим грузином. Вот и теперь он очень старался, так как делал блюдо для гостей, которые уже весело общались, удобно устроившись в пластиковых креслах и шезлонгах.