– Здгавствуйте, багышни! – бодро сказал он. – Анатолий Ильич попгосил вас осмотгеть!

Из-за его спины в дверь протиснулся отец Косьма и недовольно произнес:

– Что их осматривать, они не достопримечательности…. – Потом обратился к подругам. – Ну-ка подымайтесь! Идите молиться! Сразу полегчает!

– Ну, знаете ли! – возмутился синий доктор, повернувшись к священнику, – Это антимедицинские методы! У них может быть шок!

– С шоком мы справимся! – Пообещал ему отец Косьма, подталкивая подруг к дверям. – А вот с последствиями от ваших уколов – неизвестно! Еще проверить надо, что вы в своих ампулах возите!

– Возмутительное мгакобесие! – Воскликнул доктор, поправляя очки. Но дверь комнаты уже закрылась….

Большую часть дня Глафира и Марья провели в своей мастерской, где сначала, действительно, усердно молились. Молитва и правда помогла. Через какое-то время Маша перестала дрожать, на щеках ее сквозь мертвенную бледность проступил легкий румянец, а из глаз, наконец, хлынули слезы…

***

….Глаша отвернулась от окна. Солнце уже перебралось через крышу монастыря и теперь заливало внутренний двор, слепя глаза.

В воздухе стояла колом предгрозовая духота. Далеко над лесом, у самой линии горизонта ясно обозначилась грязно-сизая полоска. Шмели и бабочки спешно прятались в тайные убежища. Раскаленный воздух замер.

Внезапно Глафира услышала приближающиеся шаги…. И точно, из-под низкой арки появился Карп Палыч и направился через внутренний двор прямиком к мастерской.

Глаша поправила платок и поспешила открыть дверь нежданному посетителю.

– Это я! – треснувшим голосом сказал Карп, щурясь после яркого солнца. – Вот я о чем хочу вас попросить….

Карп скользнул по мастерской взглядом, заглянул во вторую комнату, не увидев нигде Марьи, удивленно спросил:

– А Маша где?

– У настоятеля. На утешительной беседе.

– Это он может…. – одобрительно кивнул Карп. – Хорошо…. Я вот о чем хотел вас попросить….

Карп замялся, снял очки, зачем-то начал протирать их галстуком.

– Видишь ли, Глаша…. Я как человек одинокий…. Впечатлительный…. Нервный! Не могу я один в доме находиться, после того, как Алексея…. Ну, сама понимаешь…. Хочу я, чтобы вы с Машей пожили в монастыре, пока все не уляжется. Дом большой, места всем хватит. Вы за мной присмотрите, я за вами. И в мастерскую ходить недалеко…. А?

Глаша молча пожала плечами. Взгляд ее не изменился, и понять по лицу ее отношение к этой просьбе было невозможно…. Но через несколько секунд она спокойно ответила:

– Я поговорю с Машей. Думаю, Карп Палыч, проблем с ней не возникнет. Ей тоже сейчас лучше быть в компании. Дома одной еще хуже…. Так что, поживем у вас, не волнуйтесь.

– Вот и славно! – заметно повеселел Карп. – Просто гора с плеч…. Я….

За окном раздался топот босых ног и радостный крик:

– Глаша!! Дядя Карп!

Они выглянули на улицу. Утопая в высокой траве, на солнышке пританцовывал маленький Егорка из двенадцатого дома.

– Чего тебе, Егор?

– Дядя Толик велел передать, чтобы вечером все в монастыре собрались – следствие проводить! – с восторгом прокричал мальчишка. – Инспектор из Москвы будет! Во-о-от такой высокий! – Егорка встал на цыпочки, вытянулся в струнку и руки вскинул к небу, растопырив вымазанные малиной ладошки.

Глафира с трудом подавила улыбку:

– Спасибо, Егорушка. Обязательно придем! А ты иди лицо вымой и руки! А то мать тебе опять уши надерет за то, что малину без спросу обрывал.

Егорка охнул, глянул на ладони и стремглав бросился со двора.

Гроза собиралась долго, как молодая вдова на бал.

Пугать начала заранее – сначала, не торопясь, узко залила далекий горизонт густыми чернилами, затем, видимо для острастки, мелко засеяла черное поле частыми всполохами алых молний. Горячий воздух в ожидании непогоды сделался совсем стеклянным и непригодным для жизни! Раскаленное марево встало столбом и, парализовав последний слабый ветерок, накрыло город Скучный жаркой липкой испариной.

Утомленные предгрозовым прологом, Марья и Глафира чуть живые добрались до дома Карпа Петровича только после семи часов вечера. В руках у них были внушительные сумки, будто бы они собрались в долгую поездку.

Карп ждал их, стоя на балкончике второго этажа с растерянным и помятым лицом. В доме стоял запах беды – густо относило мятными каплями, хлоркой и подгоревшей картошкой. Окна были распахнуты, но положения это не спасало….

Женщины поднялись на второй этаж и заняли большую комнату, которая была хороша хотя бы тем, что в ее узкие глубокие окна солнце проникало неохотно и быстро гасло в фиолетовых плюшевых шторах.