– За солдатика не волнуйтесь. Отпишу командованию, представлю к награде. Должно государство взять на себя расходы о пожизненной материальной поддержке родителей такого героя.

– Хорошо бы.

– Куда после госпиталя намерены податься, Пётр Сергеевич?

– Домой, на Смоленщину. Там у нас семейное гнёздышко – именьице небольшое на берегу Днепра. Красотища-а-а! Матушка управляет. Сестра младшенькая Катенька при ней. О своих дамах заботиться стану, может и свою даму сердца встречу. Пора уже обзаводиться семьёй, дорогой Федор. То училище, то отдалённые гарнизоны, куда даже Макар телят не гоняет, то война. Вот и не попадалась мне навстречу та, ради которой дрогнуло бы моё зачерствевшее солдатское сердце, чаще опалённое огнём, пропахшее порохом, чем любовной страстью. Так что… на Смоленщину я, домой, в родные пенаты.

– И я ведь родом из тех краёв, – подпоручик с сожалением развёл руками. – Не удалось нам побеседовать, вспомнить наши места. Давно уж не был в родной Горевке. Деревенька есть такая на берегу речушки Волчихи.

– Слышал, слышал и о речке, и деревенька на слуху была когда-то. Вот побывать не довелось.

– При случае обязательно посетите. Найдёте моих, поклон от меня передадите.

– А лучше сам приезжай ко мне в именьице в гости, Федор. Познакомлю с сестричкой Катюшей. Милейшее, я тебе скажу, созданьице! А уж умница-а-а… Она тебе обязательно понравится. О природе не говорю: даст фору любой загранице.

– Спасибо, Пётр! Премного это… обязательно заеду! Вот япошкам рога пообломаем, и… Батальонное начальство обещало отпустить на побывку при удобном случае. Второй год, как не был в Горевке, всё окопы да окопы…

Но и здесь им не дали договорить, хорошо и душевно проститься: поступила команда трогать.

Обоз из шести санитарных повозок и усиленного отделения охранения в количестве десяти верховых солдат на лошадях уходил в сторону Ляоляна в военный госпиталь. Возницы и медицинский персонал сопровождения тоже были вооружены винтовками: японцы частенько нападали на обозы и конвои, переодевшись под местных жителей.

– Вы мне пишите, Пётр Сергеевич! – Фёдор Иванович ещё прошёл немного с повозкой, проводил товарища.

– Пусть сопутствует тебе удача, Федя! Да хранит тебя Господь, – махнул рукой на прощание поручик, сотворив крестное знамение. – Хороший из тебя командир роты вышел. Да только должности ротного и взводного в пехоте не более двух-трёх боёв заполнены согласно штатному расписанию, в остальном – пустуют. Вот и я тому подтверждение. А ты, Фёдор Иванович, сломай злую и страшную традицию – живи назло всем врагам Руси нашей.

…Ровно месяц и одну неделю находился в военном госпитале в Ляоляне поручик. Здесь же его застал приказ о присвоении ему воинского звания капитан и награждении Петра Сергеевича Труханова золотым крестом святого Георгия четвёртой степени «за службу и храбрость», как было сказано в сопроводительном документе.

Японцы наступали, и госпиталь пришлось срочно эвакуировать. Ещё несколько суток всех раненых обозами вывозили до первой железнодорожной станции. Легкораненых, тех, кто ещё мог быть возвращён в строй после лечения, отправили во Владивосток, а капитан Труханов попал в команду комиссованных по ранению и непригодных к воинской службе. Этим выдали расчёт, документы и проводили вглубь России, позволив каждому из них определяться в дальнейшей судьбе самостоятельно.

Петра Сергеевича отправили санитарным составом, как офицера. Помимо прочего, ему ещё необходима была медицинская помощь. Срезанная осколком снаряда по самую щиколотку пятка правой ноги плохо заживала, гноилась. И после выздоровления капитану потребуется особая обувь или протез. По словам лечащего военврача и постоянного компаньона Петра Сергеевича по игре в карты Юрия Степановича Солодова, в Москве есть отличный мастер по изготовлению такой обуви милейший человек Иосиф Зиновьевич Клейнерман. Он содержит мастерскую прямо у себя во дворе в пристройке. Нанятые рабочие – высочайшего класса мастера.

– Сделают тебе сапожки, дорогой Петря (доктору нравилось обращаться к друзьям чаще всего панибратски, иногда по-простолюдински, вот и Петра Сергеевича он называл – Петря), и цыганочку с выходом в «Яру» ты будешь выплясывать лучше любого московского артиста или местных цивильных прощелыг. Я тебе говорю. Так что, записывай адрес спасителя, капитан. Век благодарен будешь.

– Увольте, милейший Юрий Степанович, у меня на руках бумага в Екатеринбургский госпиталь, – Труханов устало отмахнулся от товарища. – Я что, не понимаю? Прекрасно осознаю, доктор, что я – инвалид! И не спорьте, – видя, что напарник поднял руки в знак несогласия, капитан пресек этот жест в самом начале. – Полноте, о какой Москве вы говорите? Участь нашего брата – погибать в бою. В лучшем случае – лечиться в заштатных лечебницах на просторах империи. Москва и Питер – для избранных.

Поезд увозил раненых подальше от войны; вагон мотало на рельсах; воняло карболкой и ещё чем-то, чем только может вонять в санитарных вагонах.

В последнем письме из дома, которое получил перед эвакуацией госпиталя, матушка писала, что приходили судебные приставы, описали за долги всё имущество в имении Трухановых, включая и само поместье с пристройками для прислуги, конюшни, амбары, каретную. Если она не найдёт должную сумму, всё отнимут и выставят на торги. Говорила, что обращалась в уездное дворянское собрание. Там лишь развели руками: свободных денег не было и не будет. Военные заказы в последнее время оплачиваются не регулярно, расцвело казнокрадство, а армию голодной не оставишь. Бюджет уезда еле-еле сводит концы с концами. Так что…