Из палатки Сефрении донесся звук свирели Флют. На этот раз мелодия была строгой, даже угрожающей. В ответ из темноты донесся вой тролля, полный боли и отчаяния, звук удалялся в темноту.

— Надо пойти туда, в палатку и расцеловать эту малышку, — облегченно сказал Улэф.

— А что случилось? — спросил Келтэн.

— Она как-то умудрилась прогнать его, никогда не видел, чтобы тролль так удирал. Нет, видел один раз, но тогда он бежал от лавины. Надо бы поговорить с Сефренией, что-то происходит здесь, а что, я не понимаю.

Однако Серения, по крайней мере с виду, была в таком же недоумении, как и они сами. Она держала плачущую Флют на руках.

— Прошу вас, — мягко сказала Сефрения, — оставьте ее пока в покое, малышка очень-очень испугалась.

— Я, пожалуй, посторожу вместе с тобой, Улэф, — сказал Тиниэн, когда они вышли из палатки. — От этого рева у меня просто кровь застыла в жилах, сегодня я уже не смогу заснуть.

Дня через два после этого происшествия они добрались до города Вэнн. С тех пор, как тролль с воплем убежал в ночь, никто не видел никаких признаков его. Вэнн оказался городом не слишком привлекательным — улицы его напоминали узкие темные дыры. Происходило это из-за того, что здесь налоги зависели от того, какую площадь занимает нижний этаж дома, так что все горожане строили дома с далеко выступающими над нижним верхними этажами, и эти нависающие этажи были так обширны, что солнце не заглядывало на улицы даже в полдень. Они остановились в самой чистой гостинице, какую смогли отыскать, и Спархок с Кьюриком отправились в город осмотреться и разузнать дорогу.

Однако, не понятно, по каким причинам, слово «Гэзек» заставляло горожан пугаться и нервничать. Ответы, которые Спархок и Кьюрик получали были смутны и противоречивы и люди, которых они расспрашивали норовили побыстрее унести ноги.

— Вон там, — сказал Кьюрик, — указывая на человека, стоящего, тяжело привалившись к двери таверны. — Он слишком пьян, чтобы от нас смыться.

Спархок, скривив рот, посмотрел на покачивающегося человека.

— По-моему, он слишком пьян не только для того, чтобы смыться, но и для того, чтобы разговаривать.

— А вот посмотрим, — ответил Кьюрик и принялся действовать. Он пересек улицу, схватил пьянчугу за шиворот и поволок к перекрестку, к фонтану и окунул его головой в каменную наполненную водой чашу. — Ну вот, — сказал оруженосец спокойно, — теперь, я надеюсь, мы поговорим. Я кое о чем спрошу тебя, а ты ответишь, в противном случае тебе придется отрастить себе жабры.

Человек оторопело взглянул не него и закашлялся. Кьюрик заботливо постучал его по спине, пока его легкие не очистились от воды.

— Так вот, — сказал Кьюрик. — Первый вопрос — где находится Гэзек?

Лицо пьяного побелело, в глазах отразился ужас.

Кьюрик макнул его головой в воду.

— Это начинает меня раздражать, — сообщил он Спархоку, поглядывая на круги, расходящиеся по воде. Подождав немного, оруженосец за волосы вытащил голову пьяницы из воды. — Советую тебе наконец-то обрести дар речи, — сказал ему Кьюрик. — Ну, попробуем еще раз. Где находится Гэзек?

— На севере, — запинаясь ответил очумевший выпивоха.

— Кажется он уже почти протрезвел, — проворчал Кьюрик. — Мы это знаем. По какой дороге надо ехать?

— Выезжайте из северных ворот. В полумиле будет развилка, вам ехать налево.

— Да ты уже соображаешь, смотри-ка, и просыхать начал. А далеко до Гэзека?

— П-примерно сорок лиг, — человек корчился от боли в железных руках Кьюрика.

— И последний вопрос. Почему это все в Вэнне теряют дар речи, когда слышат слово Гэзек?

— Это у-ужасное м-место. Даже говорить страшно, что там творится.

— Ничего, у меня крепкие нервы. Рассказывай.

— Они там пьют кровь, человечью, то есть, кровь, и купаются в н-ней, и едят человечину. Это самое страшное место на свете, будь оно проклято, даже произносить не хочу это поганое слово, — пьянчуга судорожно передернулся и зарыдал.

— Ну ладно, ладно, — пробормотал Кьюрик, отпуская его и суя в руки монетку. — Ты кажется промок, приятель, — добавил он, — ступай в таверну, обсохни.

Обрадованный человек поспешил удалиться.

— Да, звучит не слишком ободряюще, — резюмировал Кьюрик.

— Да уж, — согласился Спархок. — Но ехать все равно придется.

О дороге, по которой им предстояло ехать, в гостинице говорили, что дорогой ее называют только по привычке, так что они оставили телегу хозяину, и выехали верхом. Еще не рассвело, и улицы были освещены факелами. Спархок обдумывал сведения, которые вытряс из несчастного пьянчуги.

— Может быть это все бабкины россказни, — предложил Келтэн, когда они проехали через северные ворота. — Мне и раньше приходилось слышать всякие ужасные истории о разных местах, но всегда оказывалось, что это невероятно разросшиеся сплетни о каком-нибудь случае, произошедшем сотню лет назад.