Я опоздал буквально на мгновенье. Потеряв терпение, один из полицейских сделал короткое движение рукой. Бомжара выдохнул что-то вроде «Хех!» и обвис.

– Простите, – повторил я, приближаясь вплотную. – Очень сожалею, но это мой дядя. Если я могу как-то компенсировать…

Полицейские прислонили обвисшего к машине и развернулись в мою сторону.

– Лично вам, – добавил я интимно.

– Турист? – спросил тот служитель порядка, что был повыше.

– Да. Приехал навестить родственника, а мне сообщают…

– Документы.

Я поспешно зашарил по карманам, извлекая все подряд. В том числе кошелек, толщина которого смотрелась достойно.

Старший полицейский взял паспорт, не отводя взгляда от моего лица, привычно перелистнул две странички… Помедлил, продолжая разглядывать мою физиономию, потом опустил глаза и сверил увиденное с напечатанным.

– Где проживаете? – спросил он тоном, не сулящим ничего хорошего.

– Вторая Пригородная, семьдесят восемь, – отчеканил я, изо всех сил изображая благонадежность.

Полицейский еще некоторое время поизучал документы… потом характерным жестом передал их мне.

– Хорошо. Забирайте. – Служители порядка чуть расступились, как бы освобождая мне проход к притихшему «дяде». – Штраф вам пришлют на указанный адрес.

– Огромное вам спасибо, – пролепетал я и бросился к любимому родственнику. – Я знал, что встречу полное понимание.

– Присматривайте за ним, – посоветовал на прощание полицейский.

– Непременно. Обязательно. Не оставлю ни на минуту.

– Ну-ну…

Такси, в которое я погрузил вновь обретенного дядю, было беспилотным. Потому что ни один живой водитель не вынес бы могучего запаха перегара, исходившего от «родственника». К счастью, после короткого полицейского движения, пришедшегося в район печени, мужичок утратил боевой азарт и почти не сопротивлялся моему дружескому участию. В противном случае в одиночку мне вряд ли удалось бы усадить его в транспорт – бомж оказался коренастым.

Когда мы достаточно удалились от служб правопорядка, я решил, что настало время познакомиться.

– Как вас зовут?

– Рембрандт ван Рейн, – пафосно ответил родственник, болезненно потирая правый бок.

– Что, тот самый?

– Именно.

– Я думал, он умер.

– Искусство бессмертно!

Я внимательно оглядел собеседника. Круглолицый, крепенький, в возрасте хорошо за пятьдесят…. Чем-то он действительно походил на голландского гения.

– По портретам я представлял вас несколько иначе.

Ответом был взгляд свысока:

– Кто ты такой, чтобы судить о моих портретах?

– Значит, вы художник?

– Только в этом городе могут спросить художник ли Рембрандт ван Рейн!

В таком духе мы общались всю дорогу.

Бомжара оказался информированным собеседником. И хотя его речь то и дело прерывалась демоническим хохотом и требованиями немедленно принести пива, он поведал много интересного.

В частности, выяснилось, что в городе совсем нет заключенных. Ни политических, ни уголовных, ни задержанных за мелкое хулиганство либо административные нарушения.

Зато существует некий анклав (наподобие Ватикана в Риме, только значительно меньше по площади), в котором расположены все пенитенциарные заведения: тюрьма, СИЗО, камеры временной изоляции, спецшкола для трудных подростков и прочее.

Когда человек нарушает тот или иной закон, полиция оформляет его выезд в этот анклав. Там он пребывает весь срок заключения, а затем получает право вернуться домой.

То есть высылка из города может быть, как внешней (применяется в основном для приезжих), так и внутренней (для местных жителей).

Таким образом решается целый комплекс проблем. С одной стороны, власти города честно заявляют, что преступность давно уничтожена, преступников нет, а о нарушениях прав человека они слыхом не слыхивали с незапамятных времен. С другой – человека можно запрятать в тюрьму на любой срок, как графа Монте-Кристо, и никто никогда не найдет никаких следов или записей. Потому что попасть во внутреннюю высылку может только преступник. А у них, как известно, ни прав, ни возможностей практически нет.