Она просто перестала быть собой. Ее собственный мир исчез. Враждебная гнетущая среда заполнила ее изнутри. Не осталось ни чувств, ни мыслей. Прежде стоило представить места, где она была счастлива – и это всегда помогало, но теперь, наоборот, воображаемые цвета, яркие краски резали по живому. От Лизы остался только организм, который лежал на диване и не знал, как правильно существовать в незнакомом измерении, как внутренне себе помочь.

Какое-то время она оставалась растением. А первая картина, которая возникла в голове и оказалась не мучительной – зимний черно-белый лес, и она бредет на лыжах. Лиза не стала отгонять ее и осторожно продолжила идти по этому нейтральному, бесцветному, застывшему лесу. И это было почти хорошо. И она осталась в черно-белом мире – хоть что-то вместо пустоты.

А специалисты сказали прямо противоположное ироничной даме. Что всё запущено, что «пропустили» – как старшая медсестра о безнадежном Толике.

– В общем, пациент скорее мертв, чем жив.

– Погодите! – заволновался Леонид Борисович. – А на основании чего? С какой стати делать такие выводы? Какое они предложили обследование? Эхограмму, мониторинг…

– Всё делали, – отозвалась Лиза. – Я так рада хотя бы такому состоянию – я ведь уже и на людей реагирую с их разговорами, и выгляжу почти нормально. Уже читать могу. Понимаю, что теперь это в прямом смысле мертвому припарки, но гуляю каждый день в любую погоду, по вашим заповедям – смотрите, вот шагомер… Кофе пить бросила…

– Теперь вы вспомнили о заповедях! – в речи доктора проскользнули сварливые нотки. – И о шагах, и о бассейне! А до этого небось сидели сиднем в каком-нибудь офисе да волновались по пустякам, из-за каких-нибудь пустых мальчишек! А теперь похоронили себя заживо! Что это еще за черное одеяние? Раньше как выглядели замечательно – цветочки, грибочки… С какой стати, я вас спрашиваю? Куда вы вообще обращались? Мало ли где еще можно показаться! У меня сын работает в очень приличной клинике… Ну-ка, дайте-ка я вас послушаю еще раз с нагрузкой. Походите по комнате… или спуститесь и поднимитесь по лестнице.

Внизу уже сидел читатель «Коммерсанта». И что он только будет делать, когда у газет начнутся каникулы? Лиза спустилась, поднялась, опять спустилась, поймала удивленный взгляд Логинова. Наплевать.

– Ага, так-так… Ну, теперь я узнаю свою Лизу, которая никогда не плачет и не боится уколов! Послушайте, – проговорил Леонид Борисович, выходя из комнаты, – главное – прекратить вешать нос! Вы же понимаете, что результаты любого обследования – это две составляющие: объективные параметры и их субъективная интерпретация, а она зависит от квалификации врача и его интуиции, от технической точности… Давайте еще раз пройдем обследование. Рядом с нами военный госпиталь, там прекрасное оборудование. Даже коронарографию делают. Вы еще не всё потратили?

Лиза хотела сказать, что в клинике, где ей вынесли приговор, оборудование было тоже прекрасное. Но только кивнула – и кивнула еще раз в сторону Логинова.

– Сразу после Нового года, я договорюсь. Позвоните мне, телефон прежний, – коротко завершил Леонид Борисович, подходя к вешалке.

– А вы только младшего мальчика посмотрели у Кочубеев? – переменила Лиза тему. – А старшего, Васю, не заметили?

– Ну да, тихий такой Вася, весь в себе, как будто стихи про себя читает.

– Вот именно, про себя. Он у них замолчал в годик и теперь совсем не говорит. И ничего не помогает. Вам такое не встречалось? Можно тут что-то сделать?

– Тяжелый невроз, должно быть. Сразу не скажешь. Очень жаль…

– Очень жаль? Разве у врачей не притупляется чувство жалости? – раздался вопрос из-за газеты.

Леонид Борисович не удивился.

– Врач, у которого отсутствует чувство сострадания, – это не врач, – отрезал он и вышел.

– А вы, Лиза, не врач, а сострадаете, – со скрытой насмешкой констатировал Логинов. – Неужели верите в чудеса?

Лиза хотела уйти без ответа, но в холл ввалились Кочубеи, и Алла, в мучительно-оранжевой, почти светящейся кофточке, облегающей еще больше, чем обычно, окликнула:

– Что ж ты не пришла? А наш врач из Белогорска, представляешь, еще не ушел, про Васю сейчас спрашивал.

– Кажется, это хороший Лизин знакомый, – снова подал голос Логинов. Что-то он часто стал его подавать. А раньше слова было не вытянуть – каждое Алла клещами тащила. – Или вы провинциальных специалистов всерьез не принимаете?

– Ну почему, – смутилась Аллочка. – Лиза, он тут у вас какой-нибудь знаменитый?

– Он настоящий врач. Это лучше, чем знаменитый.

– Тогда надо было с ним поговорить, наверное… Но я уже разуверилась в них – во всяких, понимаешь! Мы их столько уже обошли! Хоть бы какой-то толк! Я вот, Лиз, с тобой посоветоваться хотела, ты же всё тут знаешь… А ты вообще как, в знахарей, в целителей веришь?

– Надо же, и я только что спрашивал, верит ли Лиза в чудеса, – ввернул Логинов. – А она ничего не ответила.

– Верю, – сказала Лиза, подумав.

– И в воскресение Лазаря веруете? Буквально? – не унимался Логинов, цитируя Достоевского, Сонечку Мармеладову. Надо же, помнит школьную программу.

– Буквально верую. – Лиза сочла нужным ответить, хотя понимала, что этим только задержит себя на лестнице.

– Ну, слава богу! – с облегчением воскликнула Аллочка. – А я прям боялась, что смеяться начнешь, вроде господина Логинова.